В подполье можно встретить только крыс…

Встретившись теперь, обстановка толкнула нас на еще большее сближение. Приближалась 40-ая годовщина академии. Ее празднованию придавалось особое значение и начальник академии поручил мне лично возглавить подготовку. Пупышев, прибыв в академию, сам включился в это дело. Мне это очень понравилось. После праздника, мы, удовлетворенные, от души поздравили один другого. В это время вышло постановление ЦК КПСС «О техническом прогрессе». И политотдел начал соответствующую кампанию, в которой я был кровно заинтересован.

Еще в 1953-ем году я впервые услышал о работах Винера по исследованию операций в вооруженных силах. И хотя кибернетика была объявлена «буржуазной лженаукой», я направил часть сил НИО на изучение всего, связанного с этой «лженаукой». Было создано переводческое бюро, получившее указание прежде всего реферировать работы по кибернетике и исследованию операций. Лично я установил связь с академиками Акселем Ивановичем Берг и Колмогоровым. Стал набираться конкретных знаний. Помогало нам и главное разведывательное управление генерального штаба. В общем, НИО взял это направление и вел его, постепенно накопляя все больше данных, пока не подвел дело к созданию в 1959-ом году кафедры военной кибернетики.

Мне незачем объяснять, что кибернетика – это новые, современные методы управления, опирающиеся на новую, электронную технику. Поэтому я, естественно, включился в кампанию за технический прогресс, имея целью привлечь внимание и слушателей и руководства к новой технике управления войсками. Так мы снова очутились в одной упряжке с Пупышевым. Но компании в СССР кончаются быстро. Пошумят, пошумят, и оставив все по-старому, хватаются за новую кампанию. Пупышев к этому привык и относился и к этой кампании как к таковой – показать начальству свою активность, а результаты дело десятистепенное. Мне же нужны были именно результаты. Чтобы новая кафедра встала на ноги и заняла подобающее ей место в учебном процессе и в науке, ей не кампания была нужна, а постоянное внимание.

Пупышев же жил кампаниями. Это была его стихия. И я понял, что он не только не союзник, но враг нового. Участие в бесполезных кампаниях могут принимать только те, кто имеет время вертеться на глазах у начальства и угождать ему, т.е. те, кому ничего нового не нужно, кто может обходиться лекциями многолетней давности. Все такие люди и группировались вокруг политотдела и были его опорой. И если бы они только свои кампании никчемные устраивали, на них можно было бы махнуть рукой. Но нет, они этим ограничиться не хотели. Борясь за существование, они ставили преграды новому, распускали сплетни, выступали против вызываемых жизнью изменений. В общем, я постепенно отошел от политотдела, а потом стал все чаще приходить во враждебные столкновения с ним.

Вскоре после прихода Пупышева, политотдел был реорганизован в партийный комитет и Пупышев был избран секретарем парткома. Прошло почти два года. Далеко разошлись мы с парткомом. Я шел туда лишь по вызову. Но вдруг звонок.

– Петр Григорьевич, вы не могли бы выбрать часок-другой, зайти ко мне, посоветоваться, – голос Пупышева в трубке.

– Хорошо, зайду. – ответил я. А сам думаю: «Что это ему приспичило советоваться. Это неспроста. Что-то ему от меня нужно». И вдруг как молния: «Да ведь выборы парткома скоро… И Пупышеву надо знать, чего можно от меня ожидать в связи с этой неприличной историей». А история такова. Пупышев вступил в интимную связь с секретарем заместителя начальника академии по научной и учебной работе. Муж – лейтенант узнал об этой связи и, имея неопровержимые доказательства, поднял большой скандал. Дело получило широкую огласку. Особое неприличие состояло в том, что интимные свидания происходили на квартире секретаря Пупышева, а квартиру эту секретарь получила абсолютно незаконно. Будучи вольнонаемной, она получила квартиру по военной броне. Причем, квартиру, которая предназначалась полковнику. И все это проделал Пупышев.

Когда дело это получило огласку, казалось, что песенка Пупышева спета. Главпур назначил комиссию. Дело было ясное. Казалось, надо снимать. Но партком решил, ввиду скорых перевыборов и работы комиссии Главпура, дело Пупышева пока не рассматривать. Комиссия работала не торопясь и даже на отчетно-выборном собрании окончательных выводов еще не было. Поднявший скандал лейтенант, вместе с его любвеобильной женой были отправлены куда-то далеко от Москвы и разговоры начали затухать. Пупышев явно готовился благополучно перебраться через выборы. За этим и меня звал… Расчет правильный: идти в открытую на тех, кто может выступить против и попытаться добиться от них хотя бы нейтралитета.

Когда я зашел в кабинет Пупышева, он поднялся навстречу, засиял улыбкой, обеими руками потряс мою руку и повел в дальний угол, где усадил в кресло и придвинул себе другое, создав наиболее интимную обстановку «для откровенной беседы».