В подполье можно встретить только крыс

Конча-Заспа - крохотный поселок среди леса, в который номенклатурные работники ездят охотиться на кабанов и лосей. Я вспомнил об этом, когда после создания группы, в ночь на 10 ноября, была разгромлена квартира Руденко. Вспомнил потому, что район этот находится под особым наблюдением. Несмотря на это, погромщики прошли на его территорию, совершили свое гнусное дело и преспокойно ушли. А милиция, прибывшая с невероятным опозданием, не пожелала даже акт составить. Больше того, явилась на следующий день, чтобы забрать влетевшие в квартиру камни и обломки кирпича. Зачем оставлять улики в руках пострадавшего!

Но в сентябре 1976 года мы прекрасно отдыхали в этом божественном уголке природы под надежной охраной соединенного отряда "топтунов", следящих за Руденко и тех, которые приехали за нами с женой из Москвы. Вот здесь я и понял феномен внешнего вида Миколы. Он регулярно, изо дня в день, не отступая ни перед погодой, ни перед своим самочувствием, проводил целый комплекс санитарно-гигиенических и физкультурных мероприятий. В этот комплекс, в частности, входила ежедневная пробежка по лесу - на 8 километров. Познакомился я и с раной Руденко. Мне рассказывали о ней, и я думал, что представляю ее себе. То, что я увидел воочию, воображением нарисовать невозможно. Но расскажу по порядку.

У Миколы с Раей была чудесная, очень светлая, маленькая двухкомнатная квартирка. В комнате, которую хозяева предоставили в наше распоряжение, висела картина (масло). На ней нарисован страшно покалеченный дуб. От вершины остались лишь несколько ветвей, но невысокий ствол выглядит очень крепким, хотя и на нем есть метка от грозы, покалечившей дуб. Почти посредине ствола, какая-то страшная сила вырвала кусок древесины, более мужской ладони. Рана уже, видимо, старая - вокруг образовался наплыв, а на дне - прозрачная пленка, нечто как бы заменяющее кору. Эта картина влекла мой взор. Как только я входил в комнату, то первым делом бросал взгляд на эту картину. В свободное время я мог долго сидеть и смотреть на нее. Что меня к ней привлекало, не знаю, но когда я на нее смотрел, то всегда видел живое человеческое тело и страшную рану на нем. И вот однажды я, зайдя в ванную, увидел со спины Миколу с оголенным торсом. И меня осенило.

- Микола, а тот художник твою рану, случаем, не видел?

- Как не видел. Он и рисовал с нее. Я ему позировал. Так все больше и больше раскрывался передо мной этот человек. Особенно в тех долгих беседах, которые мы вели, гуляя в лесу и в его стихах. Как живой встает он из этих бесед и стихов - умный, добрый, благородный. Воистину, мир опрокинулся. Было время, в тюрьмах сидели преступники. Есть там они, конечно, и теперь. Но почему же в тюрьме Микола и подобные ему? Кто мог осудить таких людей? Кто эти судьи? Бесспорно преступники - не заблуждающиеся, сознательно творящие зло. И лучше всего об этом свидетельствует то, что с первого послеарестного дня его пытают, добиваясь, "раскаяния", то есть, чтобы он свои стихи, свои выступления в защиту прав человека и за сбережение природы назвал преступлением, а преступления властей, душащих человеческую мысль, попирающих права человека, назвал добром. Но вот его ответ. Это стихотворное письмо, которое он прислал мне из Донецкой тюрьмы осенью 1977 года.

Микола РУДЕНКО К П. Григоренко

Так просто все - напишешь покаянье.

Вот только что получишь в воздаянье

за пару фраз возврата во вчера?

Шумит в ручье прохладная вода,

деревья и цветы все в искорках росы,

и за окошком гомон детворы,

в озерах - рыба, птицы в небесах,

и сладость поцелуя на устах...

Так просто все!

Л ишь будешь ты не ты,

согбенный недугом кромешной пустоты,

иссохший телом, ясный взгляд потух.

Ты - только оболочка, а не дух.

Иди назад в свой кабинетный рай

и старые костюмы примеряй.

Тропинкой прежней в роще пробежишь...

Вот только душу вряд ли возвратишь.

Десяток пыткой вымученных слов

не сбросить тех невидимых оков.

И нет тебя. Кругом сплошная тьма

в людском обличье спрятана тюрьма.

(перевод с украинского Светланы Одинцовой)

И ни одного слова пояснения. Он верит, люди его поймут.

Я рассказал все это, надеясь на помощь, надеясь на то, что честные будут и дальше находить друг друга и подавать друг другу руку помощи. Я нашел много. Нашел и Миколу Руденко. Нашел так, как здесь описано.

Но встречались и иными путями.

Иван Яхимович вместе с женой Ириной приехал из Латвии в Москву, чтобы убедиться, есть ли в действительности здесь такие люди, как Павел Литвинов, Петр Якир, Петр Григоренко, или они вымышлены враждебной буржуазной пропагандой. У Литвинова и у меня установились теплые, дружеские отношения с Иваном и Ириной.

Генрих Алтунян приехал в Москву, как указано в решении парткомиссии об исключении его из партии, "по заданию 13 харьковских клеветников, чтобы установить связь с сыном командарма Якира П. Якиром, и с бывшим генералом П. Григоренко". С Генрихом, Владиславом Недоборой, Софьей Карасик, Пономаревым, Левиным, Затонской и другими "харьковскими клеветниками" у нас с женой установилась самая искренняя дружба.