В подполье можно встретить только крыс…

На третий или четвертый день моего пребывания в Смоленске меня вызвали с занятий к начинжу округа. Когда я вошел, полковник подал мне телеграмму Вишнеревского. Она была адресована начинжу БВО и по своему содержанию до крайности тревожна. Вселила тревогу она и в меня. Передаю текст по памяти: «Очень прошу немедленно возвратить Григоренко в Минск во избежание большого несчастья». Я выехал сразу же. В Минске с вокзала зашел в свое управление, оставил там дорожный чемоданчик и позвонил Вишнеревскому.

— Немедленно заходите ко мне! — каким-то ранее от него неслышан-ным истерическим голосом крикнул он в трубку.

Когда я вошел в кабинет, он нервно бегал из угла в угол. Не отвечая и не реагируя на мой рапорт, подбежал к столу, схватил какой-то листик и, размахивая им, закричал: «Зарезали! Голову сняли! Я ж вам доверял больше, чем самому себе. Вы же опытный УРовец. Померанцев говорил о вас как о добросовестном работнике. А вы!.. Сколько времени имели и не привели УР в боеготовность. А нас все время «кормили» успокоительными докладами».

Во время этой тирады зашел Телятников, по-видимому, приглашенный Вишнеревским после моего звонка. Телятников был бледен, взволнован. Вишнеревский, глядя на него, закричал еще громче и истеричнее: «Заморочил нам головы этими двумя батрайонами, а тем временем упустили боеготовность всего укрепленного района. Но не думайте, что мы одни с Телятниковым в тюрьму садиться будем. Вас тоже не забудут!»

Я стоял ошарашенный, не понимая, о чем идет речь. И произнести ничего не мог. Вишнеревский кричал, не останавливаясь. Наконец я получил возможность спросить, о чем идет речь. Вишнеревский, продолжая нервничать, рассказал:

— Приехала комиссия наркомата обороны по проверке боеготовности УРов. Она выбрала двадцать пять точек с разных участков УРа, проверила их, и все они в противохимическом отношении получили оценку «неудовлетворительно». Через двадцать минут майор — председатель комиссии — придет подписывать акт. Вчера я отказался подписывать до вашего возвращения. А сейчас я должен подписать и сесть в тюрьму. Согласно директиве, вы это знаете, комендант и комиссар УРа несут личную ответственность за приведение УРа в боеготовность. Комиссия приехала из Мозыря. Там они тоже признали УР небоеготовным в противохимическом отношении, и комендант с комиссаром там уже арестованы. Я звонил туда и убедился в этом, — упавшим голосом закончил он. Потом приподнялся и едко добавил:

— Но сел и начинж!

— Где список точек, которые проверяла комиссия?

— Вот, — подал мне Вишнеревский листик, который держал в руках. Я просмотрел этот список и спокойно сказал:

— Здесь нет ни одной точки, которая не имела бы оценки «отлично».

— Да что вы мне говорите! — вскрикнул Вишнеревский. — Они же не сами проверяли. В комиссии участвовал ваш заместитель военинженер 1-го ранга Шалаев и начхимслужбы укрепрайона. Проверка велась по утвержденной наркомом обороны инструкции, и оценки выставлены согласно этой инструкции. Наши работники своими подписями свидетельствуют это.

— А я привык себе самому верить больше всего. Я лично проверял по той же инструкции все боевые сооружения УРа и утверждаю, что все, я подчеркиваю, все они имеют оценку отлично, хотя в нашем списке некоторым из них даны и удовлетворительные оценки. Товарищ комбриг, товарищ дивизионный комиссар, — перешел я на тон официального рапорта, — если вы командуете тем же укрепленным районом, в котором и я служу, то в нем нет боевых сооружений с оценкой ниже «отлично».

Здесь я должен возвратиться несколько назад. Директива о приведении У Ров в боеготовность была получена весной 1937 года, еще до моего назначения на должность начинжа. Я сразу понял ее важное значение и, избрав несколько ближайших точек, пошел лично с бригадой саперов, чтобы привести эти точки в противохимическую готовность. Суть состояла в том, чтобы устранить всякие раковины, трещины в бетоне, герметизировать двери и обтюрировать амбразуры так, чтобы в огневой точке при работе вентиляции был достаточный внутренний подпор. Насколько я помню, минимальный подпор — семнадцать миллиметров водяного столба. При таком подпоре противохимическое состояние оценивалось удовлетворительно, при девятнадцать — хорошо, при двадцати трех — отлично.