В подполье можно встретить только крыс…

Ну и так далее, вплоть до фонарей для тех, кто не любит диктатуру. Вот так с веселой песней и с легким сердцем мы «отправляли» на фонари всех, от буржуев до меньшевиков, кулаков, троцкистов, пока не пошли и сами. Но не на фонари. Новые сторонники расправ с противящимися власти не стали себя утруждать заботой, хватит ли фонарей, — успешно обошлись без них.

И еще много столь же «гуманных» песен исполняли мы. Всех не перескажешь. В заключение приведу один куплет несколько иного плана:

Мы раздуем пожар мировой —
Церкви и тюрьмы сравняем с землей.

Что касается церквей, то кажется, обошлось, как замыслили. Насчет тюрем сложнее. Об успешности их разрушения ходят противоречивые слухи. Некоторые злые языки даже утверждают, что после разрушения их число увеличилось. И к тому же рядом с ними прочно вошли в советскую жизнь концентрационные лагеря. В общем, с тюрьмами получилось то, что происходит с мифической гидрой, которой рубят головы.

Мы еще в 30-х годах орали, что «сравняем тюрьмы с землей». Однако уже появились мудрецы, которые начали совершенствовать песню.

Вместо «церкви и тюрьмы» они вдруг запели: «Церкви, синагоги сравняем с землей». С тюрьмами повременим.

Но это рассуждения сегодняшнего дня. Тогда я даже не заметил, вернее, не придал значения тому, что сионистские храмы заняли место тюрем. Для нас тогда был важен не столько смысл, сколько веселье, бодрость. Жизнь была увлекательна и даль ясна. Что стоили все рассуждения отца, дяди и разных нытиков рядом с нашим марксистско-ленинским ясным и «единственно верным» учением. Подкупает в нем всеобщая доступность, предельная простота. Люди такие, какими их создала окружающая среда. Чтобы изменить людей, надо изменить материальные условия. Все понятно и приятно. Ведь ты лично ни в чем не виноват. Даже если ты хапуга, грабитель, то это потому, что таким тебя сделали условия. Всякие ученые-социологи старого мира умышленно запутывают вопрос рассуждениями о морали, нравственности, влиянии культуры. Но мы, марксисты, твердо знали, что основа всего — материальное бытие. Сознание зависит от него. Сознание вторично.

С этим убеждением мы, такие, как я, еще очень долго шли (а многие и сейчас идут) по жизни. Когда мы вдруг, волею Сталина, неожиданно для нас самих однажды проснулись уже в социализме, то это чудо объяснялось тем, что мы в результате пятилеток создали иной материальный мир. Правда, чуда с человеком почему-то не произошло. Но Сталин и это объяснил — «пережитки капитализма в сознании людей». И всех это удовлетворило. Никто даже не обратил внимания на то, что чем дальше мы входили в коммунизм, тем больше становилось у людей тех самых пережитков.

Сейчас, с позиции сегодняшнего понимания, можно как угодно и сколь угодно иронизировать на сию тему, но нельзя забывать, что и ныне эта простота марксизма увлекает миллионы. Люди, чем менее они культурны, тем более любят простые и даже наивные объяснения. А стран с низким уровнем культуры немало. Но и в странах культурных марксистская простота находит пути для проникновения в сознание людей. Недавние вспышки студенческого левачества, рождение «еврокоммунизма», увлечение «чегеваризмом», «маоизмом» и другими «измами» свидетельствуют о живучести марксистских догм и указывают на то, что борьбу с ними надо вести серьезно, а не так, как те, кто, основываясь неизвестно на чем, твердят, что в СССР марксизм уже умер.

Про себя я во всяком случае могу сказать, что к концу двух лет учебы в институте подходил убежденным марксистом-ленинцем-сталинцем, активным борцом за победу социализма в мировом масштабе. А нужно сказать, что этими двумя годами завершался очень важный этап в моей жизни.

В плане общественном: власть, которой я отдал весь жар своего юношеского сердца, к этому времени полностью вскрыла себя как антинародная. Я этого не понял. Увлечения юности, кипучая общественная деятельность и инерция в сочетании с государственно организованным обманом держали мой умственный взор в шорах. Я не способен был видеть картину в целом и без сопротивления отдавался тому потоку, в который угодно было бросить меня господину Случаю.

Мне часто задают вопрос, да и сам я нередко задумываюсь, что было бы, если б я понял все еще в студенческие годы. Думаю, честный ответ лишь один: если бы это произошло, этих мемуаров не было бы. Я никогда не умел молчать и приспосабливаться. Делал и говорил все и всегда только искренне. Всякому новому явлению, которое произвело на меня отрицательное впечатление, искал объяснение. А так как поиски велись с позиций марксизма-ленинизма, то ответ приходил чаще всего ортодоксальный. В общем, не дал мне Господь слишком больших способностей к глубокому анализу и тем, вероятно, уберег от преждевременной гибели.