В подполье можно встретить только крыс…

Еще одно мучительство, еще одна издевка — так называемые выписные комиссии. Два раза в год в этой комиссии как бы решается вопрос, кого выписать, кого оставить. На самом деле здесь ничего не решается. Да и попробуйте что-нибудь решить за то время, в течение которого заседает комиссия. В том отделении, где я «лечился», общая численность больных обычно девяносто четыре — девяносто восемь человек. Временами несколько меньше или несколько больше. Так вот, комиссия, начиная работу после завтрака (с 10.00–10.30) к обеду (то есть в 13.30) заканчивала. Следовательно, в среднем на человека она затрачивала менее двух минут. И за это время председатель комиссии — профессор Института им. Сербского Ильинский — успевает оценить больного лучше, чем лечащий врач. Врач выписывает, а Ильинский решает: «Продлить лечение». Какая великолепная эрудиция и какая скорость! Прекрасная иллюстрация к уверению Снежневского, что советская психиатрия на таком уровне, при котором «ошибки в диагностике абсолютно исключены».

Что комиссия не решает, неясно разве что политическим младенцам. Ильинский, выезжая из Москвы, получает твердое указание насчет каждого из политических. При этом совершенно необязательно указание — «такого-то не выписывать». Достаточно получить указание, кого выписать. И уже ясно — остальные выписке не подлежат. В общем, Ильинский на том уровне, на котором ошибки исключены. А узники спецп-сихбольниц верят, надеются. Уже за два месяца до комиссии начинается всеобщее возбуждение. Надзорная камера заполняется. Переводятся в положение поднадзорных еще две-три камеры. После комиссии не меньше месяца уходит на то, чтоб возбуждение улеглось. Значит, при двух комиссиях все больные не менее половины года находятся в стрессовом состоянии. Это ли не мучительство! Это ли не издевка над чувствами людей.

Стрессового состояния не избегают даже те из политических, кто твердо знает, что данная комиссия пустышка. Как ни короток срок, но для беседы с политическими находят время — за счет создания непрерывно движущейся линии уголовников. С теми даже поздороваться не успевают (а в диагнозе не ошибаются. Вот же специалисты!). А с политическими беседуют. С молодыми и не имеющими еще имени грубохамски, оскорбительно, а с такими, как я, «на высоком идейном уровне». Например, такой вопрос (мне):

— Зачем вам эти татары понадобились? Вы что, татарин? Или у вас родственники среди них?

— А зачем вам чилийцы? — вопросом на вопрос бью я.

Очень быстрый ответ, не успел я закончить, и уже прозвучало:

— Мне? Ни к чему! — ответил четко, уверенно, но сразу же осекся и забормотал:

— Ну, конечно, правительство… Мы как патриоты должны поддерживать правительство…

— А я привык сам за себя думать и решать. И даже правительству иногда подсказывать…

За это в мою историю болезни влетает запись: «Ставит себя выше правительства». А вот вопрос во время другой комиссии:

— Ну на что вы рассчитывали? Чего хотели добиться? Ведь вы и подобные вам — одиночки. Ну, пересажали вас — какая кому от этого польза?

— На этот вопрос Ленин уже ответил. Он сказал, что когда мы услышим, что вот Чернышевский погубил себя, испортил жизнь семье, попал в Сибирь и ничего не добился, если мы не будем знать, кто это сказал, — продолжает Ленин, — то мы предположим, что это либо тьма беспросветная, либо подлость безмерная. Ничего не пропадает, если даже сегодня нет зримых результатов.

За этот ответ тоже получил запись в истории болезни: «Сравнивает себя с Чернышевским».

И вот такие люди определяют, что такое нормально и что ненормально. И политическим надо, разговаривая с этими людьми, приноравливаться к их уровню. Ведь от них зависит судьба политических. А такое приспособление это тоже мучение. Приспосабливаешься, приспосабливаешься, терпишь глупость, невежество и предрассудки, да и сорвешься, покажешь зубы, дашь им возможность приписать еще одну черту твоей «болезни».

Но вот комиссия прошла. И на этот раз благоприятно для вас. Ильинский получил соответствующие указания и выписал вас. Не торопитесь радоваться. Если после этого о вас пойдет неблагоприятная сводка или другой сигнал, вас еще могут перехватить. Суд! Не забывайте про суд! Он может принять такое мудрое решение: «Срок лечения не соответствует тяжести совершенного преступления». Это не выдумка. Такие случаи не редкость. Меня самого суд не выпустил из спецпсих-больницы после январской (1973 года) медицинской комиссии, признавшей меня «излечившимся». В общем, еще удар, с размаху, по' нервам. Пусть извивается от боли пострадавший. Суду до этого дела нет.

Ну а как же тут с законностью, гуманизмом, человечностью и пр.? Ведь что получается? Ты излечился: врачи единодушны в этом. А трое судей, касательства к психиатрии не имеющих, изрекают: «Пусть остается среди больных!»