— Вы посмотрите, что делается! — снимает он мою гимнастерку, которая висела на задней спинке кровати. Гимнастерка иссечена осколками. Затем он подошел к пробоине, потом обошел комнату и наконец спросил: — А вы где были?
Я ответил, что как раз вышел.
— Ну, это Бог вас спас, — убежденно сказал он. — Если бы вы спали во время взрыва, вам бы голову оторвало взрывной волной, прошило бы осколками, которые посекли вашу гимнастерку, а балка переломила бы хребет.
Последний эпизод, о котором я расскажу, был уже после войны, 12 мая 1945 года. В этот день наша дивизия вела свой последний бой с войсками не капитулировавшей группировки фельдмаршала фон Шер-нера. Только что мы заняли без боя Пардубице, и полки устремились далее на запад — к Праге. Вскоре послышалась интенсивная орудийная перестрелка. С нашей стороны били восмидесятипятимиллиметровки — полевые и зенитные. От немцев неслись звуки выстрелов из танков и самоходок. Я решил лично посмотреть, что там происходит, остановил машину и взбежал на откос. Осматриваюсь, а тем временем достаю бинокль.
— Извините, пожалуйста! — поднимаясь и отряхиваясь, говорит мне младший лейтенант-артиллерист. — Но там была самоходка. Если бы я крикнул вам, вы не успели бы уйти.
Я поблагодарил его. Но спросить фамилию не догадался. А после найти не удалось. На этом закончилась война и для меня. Пришел приказ дивизию сосредоточить для отдыха в Цвиккау. На следующий день я подняться не смог. Температура была сорок. Врач констатировал воспаление легких. В госпитале диагноз подтвердили, но дополнили: «На исходе». Иными словами, я перенес воспаление на ногах и не заметил, что болен. Подъем спал, и болезнь проявилась. Но она уже была на исходе. На третий день температура упала до нормальной, а на пятый меня выписали с заключением: рекомендуется отпуск на двадцать дней для поправки здоровья.
Вернувшись из госпиталя, я попал прямо на страшное ЧП (чрезвычайное происшествие) в дивизии. Начальник артиллерии и начальник инженерной службы 151-го полка стрелялись на дуэли. Ни из-за чего. «По-дружески». Изрядно выпив, они сели в тачанку и поехали в соседний полк. По дороге кто-то из них предложил:
— Давай стреляться на дуэли.
— А где секунданты?
— Ездовой будет.
— Так он же один, а надо два.
— Ничего, он один будет на две стороны.
Спросили ездового, согласен ли он быть секундантом на две стороны. Тот, пьяный не менее своих пассажиров, согласился.
Отмерили расстояние, начали сходиться, открыли огонь. Оба выстрелили всю обойму. Начальник артиллерии вогнал в своего «противника» все девять пуль. Тот дважды промахнулся. Оба получили тяжелые ранения. Хирург утверждал, что если бы они не были так пьяны, то с их ранениями до медсанбата они бы не доехали. Закончив стрелять, оба начали кричать: «Санитаров!» Ездовой взялся и за эту роль. Взвалил их на тачанку и повез, минуя санитарную роту полка, прямо в медсанбат.
Впоследствии хирург и об этом говорил как о счастливой случайности. Если бы ездовой не догадался везти в медсанбат, где их немедленно оперировали, смертельный исход был бы неизбежен. Я навестил обоих. Они лежали в разных палатах — в одиночных. И возле каждого дежурила санитарка. Оба были очень слабенькие, но задать им по одному вопросу врач разрешил. Каждого я спросил: что заставило затеять дуэль? Оба ответили одинаково: «Скучно». Без орудийной стрельбы, без взрывов снарядов, без автоматного и пулеметного огня — тоска. В тот же день я поднял по тревоге 129-й полк. Два батальона пустил в марш-бросок на двадцать километров. В каждом из этих батальонов были оставлены по одному офицеру, остальной офицерский состав был собран вместе, и третий батальон провел для него показательное учение с боевой стрельбой.