Начну рассказ об этих эпизодах с событий на реке Ондава. Во всей полосе наступления 27-го гв. корпуса эта река канализована. На участке нашей дивизии это выглядело так. Само зеркало реки шириной около шестидесяти метров. С обеих сторон река обвалована. Валы высотой около пяти метров, шириной до пятнадцати. Между каждым из валов и урезом воды — низменный совершенно плоский пойменный берег, примерно по тридцать метров шириной. За пределами валов в обе стороны от реки — мокрые луга. В нашу сторону около трех километров. Затем начинается лес. В сторону противника свыше четырех километров. Далее у села Хардиште местность начинает повышаться. Мы подошли к Ондаве в середине ноября 1944 года и начали готовить форсирование. Своеобразие положения обеих сторон состояло в том, что боевые порядки полков первого эшелона могли располагаться только на валах и непосредственно за ними. Наш первый эшелон (129-й и 310-й полки) занимали вал восточного берега, противник — западного. Наш второй эшелон в лесу, противника — в деревне Хардиште. В этих условиях задача форсирования реки решалась захватом вала западного берега. Сбитый с вала противник будет сходить до Хардиште, зацепиться за мокрый луг он не сможет. И наоборот, если мы вал захватить не сумеем, то вынуждены будем вернуться на свой берег, так как удержаться на тридцатиметровой полоске между валом и рекой невозможно. Сверху, с вала, вся эта полоса как на ладони, и оставшихся там людей противник перещелкает по одному, как куропаток. Исходя из этих соображений, мы составили план подготовки форсирования, рассчитанный на две ночи и один день. Само форсирование намечалось на рассвете после второй ночи. План был одобрен командармом, и работа началась. Но вдруг в тот же день поздно вечером звонок Гастиловича Угрюмову. Меня предупредили, и я взял трубку.
— Угрюмов, твой сосед слева захватил плацдарм на Ондаве. Надо помочь.
— Чем? Перебросить артиллерию или стрелковый полк?
— Ты что, маленький? Разве так поддерживают при форсировании? Захватывают новые плацдармы, затем их соединяют. Сразу видно, что ты на Днепре не был.
Сам-то ты ведь тоже не был, подумал я. А если бы был, то, может, понял, что Днепр это не Ондава.
— Товарищ командующий! — заговорил Угрюмов. — Мы готовим форсирование по утвержденному вами плану и форсируем реку в установленный срок без плацдармов.
— Перестань умничать. Я уже донес командующему войсками фронта о захвате плацдарма и указал, что боевые действия по захвату новых плацдармов развиваются. (Ах, вот в чем дело, подумал я, хотим, чтобы и у нас было, как на Днепре.) Так вот, немедленно передвинь Леусенко влево до своей левой границы. Там пройти всего два километра. И на рассвете захвати плацдарм. Потом соединитесь с плацдармом левого соседа.
— Товарищ командующий, пройти там действительно два километра, но мы же пришли только сегодня вечером и не проверили местность на минирование. Если начнут рваться мины, противник накроет нас минометным огнем, весь полк погубим. До противника всего сто двадцать-сто пятьдесят метров. При таком удалении успешно пройти перед его фронтом можно только в абсолютной тишине, а этого в условиях местности, не проверенной на минирование, достигнуть нельзя. Если люди начнут подрываться и стонать, минометы врага будут бить на звуки, потеряем весь полк.
— Вот если ты такой умный, все заранее знаешь, то пойдешь в полк сам и вместе с Леусенко организуешь дело так, чтоб переместить тихо и без потерь, а на рассвете захватить плацдарм.
— Но ведь и переправочные средства еще не прибыли!
— Ну вот, пойдешь и сам все организуешь. К утру плацдарм обеспечь.
Для меня абсолютно ясно — возражать Гастиловичу сейчас бесполезно. Единственный выход — показным повиновением затянуть время и найти какой-то разумный выход. И я включаюсь в разговор.
— Товарищ командующий, позвольте я пойду к Леусенко. Как-никак, вы же знаете, я бывший сапер, так что форсирование по моей части.
Чувствую, он явно доволен моей просьбой. Видит в этом мое одобрение его приказа. Но себя не выдает. С видимым безразличием говорит:
— Ну, это там уж ваше дело, кому куда идти. Мне безразлично, кто, но командир или начальник штаба обязан лично проследить за выполнением задачи.
Гастилович положил трубку. Угрюмов произнес: «Зайдите!» Когда я пришел к нему, он спросил:
— Ну, что вы придумали?
— Ничего.
— А зачем же напросились?
— Чтобы придумать что-нибудь на месте. Теперь он считает меня своим союзником и с большим доверием отнесется к моим докладам и предложениям. А если б кончили разговор, не согласившись с ним, он бы ни одному нашему слову не поверил. Отдавайте распоряжение Леусенко.
По пути зашел в оперативное отделение, отдал необходимое распоряжение и пошел к себе. Жена встретила настороженным взглядом, но ни о чем не спросила.
— Вечером схожу в полк Леусенко, — сказала она.