В плену теней

Никогда прежде он не испытывал такой страсти к женщине – даже к Дениз, которую любил больше всех, на которой женился и с которой прожил восемь лет. С тех пор у него были лишь мимолетные связи, о них не осталось даже воспоминаний. И вот теперь эта женщина, такая юная, своим смехом, своими духами, своими глазами пробудила в нем страсть.

Старый, страдающий артритом бигль ковыляет по улице вместе со своим таким же старым хозяином. Мужчина смотрит на Моргана, качая головой, произносит:

– Все мы безумцы под дождем, – смеется и проходит мимо.

Вспышка молнии. Раскат грома. Хейли просыпается. Сон и явь какое-то время путаются у нее в голове. Она выглядывает в окно. Гроза усиливается.

Подобно тем снам, которые она видела, когда принимала таблетки от депрессии, этот не желал исчезать из памяти с наступлением утра. Хейли уселась на балконе и стала записывать то, что запомнила. К полудню она приняла решение. Натянув джинсы и свободный хлопчатобумажный свитер, она отправилась на Сент-Чарлз и села в троллейбус. Ей казалось, что, найдя ту улицу и тот дом, она обретет уверенность.

Уверенность в чем? Что все это не отголоски наркотического дурмана, из которого она вырвалась несколько месяцев назад? Что она не сошла с ума? Что каким-то загадочным образом духи мертвецов взывают к ней?

Как бы то ни было, она в Новом Орлеане, где секреты живых и тайны мертвых зачастую затейливо переплетаются. Эта мысль будоражила ее всю дорогу, чему способствовал запах, исходящий от троллейбусных штанг, – странно колдовской, вроде фимиама, который воскуряют во время торжественной мессы.

Она не могла припомнить, на какую улицу свернул Джо Морган в ее сне, но точно знала, что это было вскоре после парка Одюбон. Хейли вышла из троллейбуса одной остановкой раньше и пересекла край парка, заросший старыми ветвистыми деревьями, таящими множество безмолвных воспоминаний.

Палисадники домов, стоявших вдоль парка, были обсажены рододендронами, их листья потемнели и свернулись от зимних холодов. Ничто не цвело, и улицы, как и парк, казались безжизненными.

Словно туристка, впервые приехавшая в город, Хейли медленно миновала два квартала, внимательно осматривая каждый дом, потом прошла в переулок.

Ей казалось, что она попала в какую-то чужую страну, страну, о которой кто-то когда-то нашептывал ей.

Потом она увидела дом, залитый солнцем, с высокими дорическими колоннами и парадным входом под козырьком, безупречно отмытым вчерашним дождем. Во сне забор был ажурным и черным. За минувшие годы кто-то перекрасил его в белый цвет, придав такой же вид, какой имеют кружевные балконы Французского квартала. Хейли заметила дорожку, ведущую в гараж, и тяжелые синие шторы на высоких боковых окнах.

Интересно, если постучать в дверь, вдруг ей откроет тот же худой мужчина в круглых очках? Был ли он любовником Линны? А может, другом?

По улице приближался почтальон со стопкой корреспонденции в руке. Она остановила его в тот момент, когда он собирался свернуть к дому.

– Не скажете, как пройти на Монро-стрит? – спросила она.

– О, это не так уж близко… – Он начал показывать, куда и где поворачивать.

Когда он закончил, Хейли кивнула и задержалась взглядом на верхнем конверте. «Луи де Ну», – прочла она.

– Вам плохо? – забеспокоился почтальон.

Его голос позволил ей сосредоточиться, он был словно спасительный островок в океане мрачной ирреальности.

– Нет, все хорошо, – успокоила она почтальона.

Хейли нужно было время, чтобы все обдумать, поэтому обратно она пошла пешком – мимо домов, которые с каждым кварталом становились все более старыми и менее нарядными.

Она хорошо понимала, почему ее так потрясла фамилия на конверте. Пока она ее не видела, еще можно было считать все это сном. Она ведь и раньше бродила по улицам Паркового района. Вполне возможно, видела и этот дом, поэтому он ей и приснился.

Теперь же невозможно отрицать, что сомнамбулическое приключение прошлой ночью было правдой. Ее комната – а вероятно, и она сама – заколдована.

На площади Лафайет Хейли остановилась. У нее был выбор. Можно было воспринимать вчерашний сон как одну из странных вещей, которые и раньше случались с ней, которые с каждым происходят на протяжении жизни. Если это так, следовало подождать, не будет ли у сна продолжения.

Но была и другая возможность: проявить инициативу. Последнее больше соответствовало характеру Хейли.

И тут на залитой зимним солнцем площади ей вдруг пришло в голову, что из этой истории может выйти превосходный роман!

Но если писать роман, следует кое-что выяснить. Хейли пересекла площадь, вошла в здание «Тайм-Пикаюн» и попросила проводить ее в архив газеты.

Берлин не назвал даты, когда произошло убийство, но она могла вычислить, что это случилось в 85-м или 86-м году. Поскольку подобная история должна была наделать много шума, ей оставалось лишь просмотреть газеты за эти годы. Времени у нее было для этого достаточно.