В плену пертурбаций

Поэтому просто необходимо соблюдать спокойствие и не делать резких движений. Думаю, все согласятся со мной: причина подобной осторожности очевидна. – Он махнул лапой в сторону Сорбла. – Благодарю за наглядный пример, ученик.

– Подавитесь вы своим примером, – пробурчал Сорбл, но так тихо, что волшебник его не услышал.

– Итак, все решено, – подытожил чародей, протягивая лапу Дормас. Та ткнулась носом ему в ладонь. Сделка состоялась.

– Встречаемся завтра утром. Где вы остановились?

Клотагорб назвал лошачихе трактир.

– Мы хотели бы выйти в путь сразу после завтрака.

– Договорились.

– Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и взаимовыгодным.

– А я надеюсь, что успею добежать до толчка, – отозвалась Дормас. – Прошу прощения. – Она повернулась и скрылась за ширмой, которая отделяла дальнюю часть комнаты.

После столь необычного прощания путники направились в трактир, чтобы собрать пожитки и подготовиться к долгому и трудному подъему, который предстоял поутру. Едва они вышли на улицу, как обнаружили, что находятся в центре внимания горожан, которые немедленно признали в них своих спасителей. Больше всего любопытных взглядов досталось на долю Клотагорба, чей панцирь в результате словно увеличился в размерах.

Волшебник был из тех, кто не упускает ни малейшей возможности понежиться в лучах собственной славы. Сорбл парил в вышине; он летел прямее обычного, ибо краткая инкарнация в образе обитателя моря потрясла филина до глубины души и несколько отрезвила.

Воспользовавшись моментом, Мадж подобрался поближе к Джон-Тому, чтобы поболтать без боязни быть подслушанным.

– Скажи-ка мне, приятель, тока честно: на что мы можем рассчитывать?

– Ты о чем, Мадж?

– Не валяй дурака, кореш. Мы с тобой не первый день знакомы. Ты прекрасно знаешь, что я разумею. Как по-твоему, получится у нас освободить этот пер… пер… Ну и словечко!.. Пербулдатор?

– Если верить Клотагорбу, получится. Он считает, что опасность исходит не от пертурбатора, который улетит прочь, как только окажется на свободе, а от того, кто сумел захватить его. Дальше я и сам ничего не знаю, а потому можешь не выпытывать – бесполезно.

– Нечего сказать, подбодрил, – хмыкнул Мадж.

– Да все будет в порядке. Ну-ка вспомни, сколько раз мы с тобой выпутывались?

– То-то и оно, приятель. У меня до хрена поводов для беспокойства: что однажды я попаду-таки в лапы держимордам, или повстречаю старую любовь, или столкнусь нос к носу с тем, кого обставил в картишки. Но сильнее всего я опасаюсь, что в один прекрасный день сработает этот гнусный закон средних чисел, и старый добрый Мадж погорит ни за что ни про что. И потому нынешняя ваша затея меня, по совести говоря, не слишком вдохновляет.

– Чего ты скуксился? Где тот веселый Мадж, с которым мы закадычные друзья?

– На дороге в Линчбени, за сотню миль отсюда.

– Посуди сам: во время прежних путешествий нам приходилось выбираться из беды своими силами. А на сей раз с нами Клотагорб. С его знаниями и моими песнями мы справимся с любыми неприятностями.

– Мягко стелешь, приятель, да жестко спать, – буркнул Мадж. Он помолчал, а потом ткнул пальцем себе за плечо:

– Как тебе дамочка?

Спина у нее широкая, язычок острый, но, на мой вкус, старовата.

Хорошенькое будет дело, коли она сдаст где-нибудь по пути. Мне как-то не улыбается переть на себе все ваши тюки.

– У меня такое чувство, что Дормас не подведет. А что до ее возраста, Мадж, все мы не молодеем, – заявил Джон-Том с высоты своих неполных двадцати пяти. – Я выяснил, что в здешнем мире старишься быстрее.

– Ну да, ежели жить той жизнью, которую мы вели год назад, – с готовностью согласился Мадж. – Можа, ты и прав насчет старушки, но я был бы не прочь разжиться более существенной помощью. Жалко, что ты не можешь позвать того дракона.

– Фаламеезара? В последний раз я видел его, когда он уплывал из Квасеквы куда-то на юг. Он очень далеко от нас – сколько ни кричи, не докричишься. И потом, он вряд ли присоединился бы к нам. Драконы любят тепло, а на Плато холодно, и чем дальше мы заберемся, тем, по словам Клотагорба, будет холоднее.

– Чихать я хотел на всякие холода. Мы, выдры, не боимся ни жары, ни стужи. А вот за тебя, паренек, мне тревожно.

– За меня? Спасибо, конечно, однако с какой стати?

– А с той, что если твоя задница примерзнет к земле, мы лишимся пары крепких рук, не говоря уж о твоих песенках, которые порой, как ни странно, к чему-то приводят. Как ты собираешься спасаться от морозов, с твоей-то шкурой?

– Надеюсь, мы управимся до наступления зимы, – сказал Джон-Том.

– А ежели нет?

– Тогда можешь притащить мой заледеневший труп сюда, кинуть его в бочку с мартини и выпить оттуда за упокой моей души. Ты, я смотрю, что-то совсем извелся. Не спеши меня хоронить. Я здоров как бык.

– Ага, и ума у тебя не больше. Ну да ладно, ты хоть здоров…

– А ты?

– А мне не по себе.

– Тут, случайно, нет никакой связи с твоим образом жизни?

– Приятель, и я подумал о том же. Вот почему я решил завязать с бабами, жратвой и выпивкой.

– Ничего не скажешь, вовремя. В путешествии тебе все равно не представится возможности поразвлечься.