В Петербург со своими бандитами

Я еще раз обошла комнату. От печи веяло теплом, и ее размеры позволяли надеяться, что остывать она будет долго. Две небольшие охапки дров, оставленные Васей и Толей в прихожей, конечно, не позволят как следует прогреть ее еще раз, но если во время топки открыть дверцу, температура в комнате поднимется довольно ощутимо. Значит, около полутора суток можно не опасаться смерти от переохлаждения. Запас украденного мною провианта позволял продержаться еще дольше. Самой большой удачей была вода, оставшаяся в ведре. То ли похитители о ней забыли, то ли им было неизвестно, что, замерзая, вода коробит днище ведра, но так или иначе они ее не вылили. С туалетом дело обстояло хуже, но не безнадежно, учитывая количество пустых банок и отсутствие общества в доме.

Одним словом, шансы на выживание у меня есть. Только бы не подкачала проклятая фанера.

* * *

Селезнев закончил интервью с жителями очередной квартиры и, повернувшись, обнаружил зрителя, который внимательно наблюдал за ним с лестничной площадки пролетом пониже. Поймав взгляд Дона, кучерявый круглолицый парень двинулся ему навстречу.

— Вы — Селезнев? — осведомился он на ходу. — А я Миша, ваш новый шофер. Временно. Машина внизу у подъезда. — Он полез во внутренний карман куртки и протянул ему сотовый телефон. — Это тоже вам. Только сначала скажите мне свои паспортные данные, я позвоню хозяину тачки — он сейчас оформляет на вас доверенность. А пока бумажки нет, возить вас буду я.

Растроганный Селезнев молча вытащил паспорт и протянул парню. «Персонального шофера у меня до сих пор не было. Ай да Сандра! Не девушка — чистое золото! Приеду к ней — паду ниц».

Между тем кучерявый Миша перебирал быстрыми пальцами кнопки телефона.

— Алло, Константин Николаевич? Миша… Да, записывайте: Селезнев Федор Михайлович, паспорт серии ха палка ха эм ю… Да, девятнадцать римскими…

Дон не стал дожидаться окончания разговора и позвонил в следующую квартиру. Дверь открыла девочка лет тринадцати с некрасивым шишковатым лицом.

— Вы к маме? — быстро спросила она, не дав Селезневу поздороваться. — А она до двенадцати на дежурстве. Приходите лучше после обеда — ей до дома не меньше часа добираться.

Девочка собиралась захлопнуть дверь, и ей это почти удалось, но в последний миг Дон успел сунуть в щель ногу.

— Одну минуту! Собственно, я не совсем к вашей маме… вернее, не только к ней.

— А бабушка гостит у сестры в Орле и вернется не раньше мая. Доктора запрещают ей жить зимой в нашем климате…

Селезнев понял, что болтливая барышня сейчас снова попытается закрыть перед его носом дверь. Он хорошо знал эту породу. Такие трещотки, точно тетерева на току, слышат только себя. И они еще не худшие свидетели, надо признать. Из их болтовни порой удается выловить что-нибудь стоящее. Но направить словесный поток в нужное русло — та еще задачка.

— Эй ты, тараторка! — услышал он вдруг голос Миши у себя за спиной. — Тебя что, не учили со старшими разговаривать? Сначала выслушай, а уж потом трещи в свое удовольствие.

Конечно, Селезнев был признателен своему шоферу за помощь, хотя и предпочел бы, чтобы ее оказали более деликатно. Девочка могла обидеться и замкнуться в гордом молчании. Но его опасения не подтвердились. Характер у юной болтушки оказался довольно покладистым.

— Ох, извините! Мама всегда меня ругает за то, что я никого не слушаю. А бабушка только балаболкой и зовет… Ну вот, опять! Так что вы хотите?

Обрадованный Селезнев поспешил заполнить брешь в ее монологе:

— Вчера около пяти часов вечера у вашего дома пропала девушка. — Он протянул Балаболке Варькину фотографию. — Посмотрите, пожалуйста, повнимательнее — вы ее не видели?

Девочка взяла снимок и близоруко прищурилась.

— Да! Видела, видела! С ней еще была такая большая тетенька с косой. Я ходила в обувную мастерскую подклеить подошву у сапога — надоело ходить с мокрыми ногами… Ну вот, а они там стояли…

— Где?

— Недалеко от мастерской. Тетенька с косой что-то фотографировала. Но потом, когда я вышла, их уже не было.

— А сколько времени ты там провела? — Селезнев решил, что девочка не из тех, кого можно обидеть обращением на «ты».

— Минут двадцать. Приемщица сказала, что на сапог должен посмотреть мастер, а то вдруг он не возьмется за починку. А мастер ушел перекусить, и мне пришлось ждать…

«Двадцать минут. За это время Сандра, наверное, успела поправить в подъезде пленку, щелкнуть свою вывеску, хватиться Варьки и уйти».

— Скажи: когда ты шла по улице в мастерскую, тебе кто-нибудь попался по дороге?

Девочка состроила задумчивую гримаску.

— Кажется, нет. Во дворе народ был, а на улице — никого. Да тут от арки до мастерской идти-то всего два шага.

— Я понимаю. Но все же постарайся вспомнить. Может быть, ты видела людей в отдалении или заметила, как кто-нибудь наблюдает за улицей из окна…

Девочка покачала головой.

— Не помню. Но я подумаю.

— Подумай. — Селезнев достал из кармана отрывной блокнот, в который раз за сегодняшнее утро написал номер Сандриного телефона и вырвал листок. — Если вспомнишь что-нибудь, позвони по этому номеру.