В пекле огненной дуги

Июль 1943 года выдался в Центральном Черноземье жарким. Короткие моросящие дожди лишь ненадолго снимали эту жару, немного охлаждая перегретую почву. В такую пору хорошо отдыхать где-нибудь на берегу реки или озера, укрывшись от палящего солнца в тени деревьев и пребывая в приятном томлении. Но так вышло, что именно в эти жаркие дни здесь, на юго-западе среднерусской возвышенности, скопились огромные массы людей и боевой техники и разгорелось величайшее сражение, от которого зависел дальнейший исход войны.

В этих русских лесах и полях сошлись в неистовом противостоянии две могучие, миллионные армии, чтобы сокрушать друг друга со всей яростью и лютой ненавистью.

Испытанием на крепость человеческого духа стала эта битва для тех, кто поднялся на защиту своего Отечества. И они стояли насмерть под невиданным по силе натиском фашистской орды и уходили в бессмертие, совершая великий воинский подвиг. Они побеждали страх перед смертью, потому что каждый из них прекрасно понимал — от него тоже зависит будущая победа над врагом. И каждый осознанно принимал решение отдать свою жизнь ради того, чтобы мирно и свободно жили его родные и друзья, все те, кто был ему дорог. Именно мысли об этих людях, прежде всего, помогали солдату или офицеру подниматься в атаку под смертельным огнём, придавали душевных сил и мужества…

15 июля 1943 г., Курская область.

Опять снился Восточный Казахстан… Он ехал верхом на своём вороном Булате по степи. Конь фыркал и прядал ушами, что-то сильно беспокоило его. Рука инстинктивно потянулась к ремню винтовки и сняла её с плеча. А затем раздался чей-то испуганный, истошный крик, заставивший содрогнуться…

Романцов открыл глаза и с трудом различил перед собой в темноте скуластое лицо рядового Сайфулина.

— Таварыщ лэйтэнант!.. Таварыщ лэйтэнант, праснытэс. — Боец тряс его за плечо.

— Что случилось? — Романцов потянулся и вылез из ниши в окоп, прислушиваясь к окружающим звукам и с неохотой возвращаясь к реальности. Перед его глазами всё ещё стояли горы.

Странно, но, кроме голоса бойца, ничто вблизи не нарушало тишину. Лишь где-то далеко отсюда одиноко тарахтел немецкий МГ[1]. Эта «Циркулярка Гитлера» строчила не то по какой-то конкретной цели, не то просто так наугад, для острастки, на случай если вдруг кто-то решил подкрасться. А может, немецкий пулемётчик был пьян и таким образом «спускал пар».

— Камандыр роты завет, — доложил Сайфулин.

— Зовёт, говоришь? — Романцов поднял к глазам левую руку, пытаясь разглядеть циферблат часов.

Хотел было достать из полевой сумки фонарик, но в этот момент, как по заказу, над нейтральной полосой зажглась осветительная ракета, и стало видно две стрелки — часовую и минутную. Половина третьего! Выходило, что ему удалось поспать всего-то два часа с гаком. Негусто, конечно, но, как говорится, выбирать не приходится. На передовой зачастую даже час сна бывает большим подарком. Потому-то главное желание бойца — вдоволь выспаться в тишине, без взрывов и прочих гремящих «аккордов» жуткой и постылой «симфонии войны».

Натянув сапоги, Романцов быстро пошёл по траншее в сторону КНП[2] командира роты. Чутьё подсказывало, что сегодня больше спать не придётся. Посреди ночи ротный без серьёзного повода вызывать не будет. Скорее всего, предстоит либо очередная передислокация, либо наступление.

«Что ж, пожалуй, второе даже лучше», — решил для себя лейтенант, осторожно переступая через спящих на дне траншеи солдат.

«После десяти дней ожесточённых боёв немец выдохся, и теперь его надо нещадно лупить и гнать отсюда к чёртовой матери. Гнать до границы, а потом и до самого Берлина! Чтобы до скончания веков фрицы запомнили, что такое русская Кузькина мать…»