В пекле огненной дуги

— То-то и оно. — Политрук гневно стукнул кулаком по столу. — Всё никак эти бывшие баи и их прихвостни не поймут, что по-старому уже никогда не будет. — Он отложил в сторону алюминиевую ложку и сурово оглядел бойцов. — Историю вспять не повернёшь. В 1917 году свершилась Великая Октябрьская революция, в результате которой образовалось первое в мире социалистическое государство. За прошедшие годы СССР убедительно доказал всему миру, что социалистический строй является передовым. Самые великие свершения возможны только при социализме, когда люди освобождены от эксплуатации и заняты созидательным трудом на всеобщее благо, в котором видят смысл своей жизни, когда каждый человек чувствует свою ответственность за всю страну и за весь народ. Я считаю, что это есть высшая стадия человеческой сознательности… Конечно, во всех наших свершениях есть и огромная личная заслуга товарища Сталина, который грамотно и мудро руководит страной… Да, сейчас идёт тяжёлая война, и фашистам удалось захватить часть нашей земли. Но всё равно победа будет за нами, и в этом нет никаких сомнений. Мы разгромим врага, а потом поможем всей Европе сбросить ярмо империализма и навсегда распрощаться с властью эксплуататоров. Я уверен, рано или поздно на всей нашей планете будет построено единое государство равенства и справедливости, и это будет прекрасное время…

Он замолчал и продолжил есть.

Семён всегда слушал политрука с благоговением, потому что речь Нарожного звучала необычайно искренне и убедительно. Особенно Семёну нравилось, как политрук говорил о жизни, которая наступит через десятки лет. В свободные от службы минуты Семён и сам частенько предавался мечтам об этом прекрасном будущем. В своих мечтах он видел города с широкими мощёными улицами и высоченными, красивыми домами, населённые счастливыми людьми. Эти люди будут трудиться на огромных фабриках и заводах, покорять Арктику и Антарктиду, создавать новые, невиданные ранее корабли и самолёты. А ещё Семён видел бескрайние поля, на которых росли пшеница и рожь, и бесконечные колхозные грядки со всевозможными овощами. По этим полям и грядкам двигались могучие трактора с молотилками и комбайны, собирая обильный урожай и пополняя им кладовые страны, чтобы никогда-никогда больше не было голода…

После кулеша стали пить кумыс и чай с тутпистом.

— Смотрю я, Джасур-ака, детей в кишлаке много, — опять заговорил Нарожный.

— Ну да, ну да. — Старик посветлел лицом. — Хвала аллаху.

— Я к тому это говорю, что им ведь учиться надо. — Политрук вперил в председателя пристальный взгляд. — А у нас в Мургабе школа есть, и учителя хорошие. А в Хороге вон и интернат открыли.

Старик засопел и отвёл в сторону глаза.

— Что молчишь, председатель? — продолжал допытываться Нарожный. Его голос при этом стал более строгим. — Или я не прав?

— Прав, командир, прав. — Старик тяжело вздохнул, покряхтел. Было заметно, что эта тема ему не очень приятна.

— Советская власть, Джасур-ака, хочет, чтобы в нашей стране жили образованные люди. Ведь необразованному, тёмному народу легче мозги задурить всякой религиозной чушью. Такой народ проще с пути сбивать и в узде держать. Правильно? То-то же. — Нарожный опять вошёл в раж, сделался возбуждённым. — При царском самодержавии в России миллионы неграмотных были, потому что капиталистам и помещикам это было на руку.

Пограничники молча слушали разговор. Лейтенант Ларионов тоже молчал, лишь время от времени с интересом поглядывая на председателя.

Некоторые задымили самокрутками. Семён не курил, поэтому опёрся спиной на один из деревянных столбов, поддерживающих навес над столом, и разглядывал долину и окружающие её горы.

Ветер немного поутих, и сделалось довольно-таки тепло. Солнечные лучи приятно ласкали лицо. Хотелось, чтобы такая погода продлилась как можно дольше. Но, судя по рассказам старожилов комендатуры, вот-вот в Аличурскую долину должна была прийти суровая памирская зима со свирепыми морозами да буранами. Горные перевалы завалит глубокий снег, и они закроются до самого конца весны. Многие кишлаки и пограничные заставы на несколько месяцев окажутся отрезанными друг от друга и от всей огромной страны…

— Так что скажешь насчёт школы, Джасур-ака? — немного успокоившись, спросил Нарожный.

— Ты же знаешь, командир, что у нас всё не так просто, — поникнув головой, устало произнёс старик. — Нужно решить этот вопрос с Ага-ханом.

— Опять этот ваш Ага-хан! — тут же вспылил политрук. — Сколько можно разводить средневековье? У нас в стране руководит Советская власть! Так или не так?

— Ну, так, так… — мрачнея, закивал председатель. — Но и ты нас пойми…

— Да не хочу я этого понимать… — Нарожный вскочил и опять заходил вдоль стола. — Давно пора покончить с этими пережитками.

— Покончим, командир, обязательно покончим. Ты только не торопи.

— Да как же не торопить? Уже сколько лет вся эта бодяга длится… Ваш Ага-хан давно сидит в Афганистане и носа оттуда не кажет, а вы всё слушаете его. Может, и золото для него опять собираете? А?

Старик отвёл глаза и ничего не ответил.