В паутине греха

— Тривиальных?

— В некотором роде да. Я и сам знал, что завалится именно шатер с овчарками, пока не пошел выяснять. Комитет выставки не видит причин для прекращения деятельности, в барах жизнь бьет ключом, так что, согласно традиции, выставка продолжает свою работу. А теперь постарайся отвлечь внимание нашего приятеля, пока я попытаюсь применить грубую силу.

Эмме показалось, что прошла целая вечность, но наконец собака была свободна. Пес тут же сел и принялся лизать поврежденную переднюю лапу. Рана конечно же открылась, и Макс осторожно ее осмотрел, посетовав, что, поскольку он сейчас не на службе, при нем нет его саквояжа.

— Надо найти дежурного ветеринара и быстренько это заштопать, — сказал он и тут же увидел, что из руки Эммы на собачью подстилку капает кровь.

— Так вы все-таки ранены! — воскликнул он. — Какого черта вы молчали, когда я вас об этом спрашивал? Снова проявляете ненужный героизм, надо полагать, бросились спасать упавших.

— Мне кажется, просто разошлись швы, вот и все, — тихо сказала она. — Не понимаю, отчего вы все время обвиняете меня в проявлении излишнего героизма, мистер Грейнджер. Ведь это вы, а не я, бросились спасать людей.

Невольная улыбка, тронувшая его губы, исчезла, но веселый огонек в глазах не погас.

— Когда вы начинаете называть меня по фамилии, это верный признак вашего неудовольствия, Эмма Пенелопа, — сказал он, приподнимая угол пропитавшейся кровью повязки и заглядывая под нее, — а если вы собираетесь уличать меня в излишнем героизме, то вам бы лучше помолчать. К счастью, там не случилось ничего серьезного — несколько синяков, несколько порезов, небольшой приступ истерии, но могло быть значительно хуже.

— Все и так хуже некуда, — довольно язвительно ответила Эмма, и на минуту в его глазах появилось суровое выражение, и лицо его напряглось.

— Да, — сказал он, вдруг коснувшись пальцем ее лба и разглаживая на нем морщинку, — для вас, когда вы остались здесь одна, это действительно, должно быть, было ужасно. Извините меня, Эмма, если я показался вам слишком бесцеремонным. Мне тоже пришлось поволноваться. А теперь, если вы останетесь здесь с собакой, я пойду разыщу ветеринара и, если удастся, врача. Гроза почти кончилась, и этот край шатра вполне безопасен. Рабочие уже занялись починкой.

— А зачем врач?

— Боюсь, вам необходимо снова наложить швы. И на этот раз мы сделаем все так, как полагается. Я скоро вернусь.

Оставшись одна в почти опустевшем шатре, Эмма почувствовала себя маленькой и потерянной. Какое неподходящее время для того, чтобы копаться в своих чувствах и обнаружить правду, какой бы неприятной она ни была. Тот момент, когда Макс нашел ее и она ощутила, как дрожат у него руки, казался слишком реальным и чересчур откровенным, чтобы за ним можно было усмотреть нечто большее, чем просто обеспокоенность человека за судьбу своей знакомой. И все же если, несмотря на очевидность такого объяснения, ей захочется отказаться от него, правду в конце концов все равно придется признать, и эта правда тяготила ее и делала такой беззащитной…

Эмма решительно переключила внимание на пса, удивляясь себе — как это она могла забыть о нем и предаться бесплодному копанию в собственной душе. Пес все еще дрожал, но ужас исчез из его глаз, он лизал Эмме лицо с тем выражением, которое бывало у него, когда он чувствовал себя виноватым, и примирительным жестом протянул ей лапу.

— Бедный ты мой, бессловесный дурашка… разве ты не знаешь, что ты ни в чем не виноват? — сказала она, готовая снова расплакаться, и он самодовольно показал зубы и от дружеских чувств обслюнявил ей юбку.

Макс вернулся один с наскоро собранным набором бинтов. Перевязав лапу псу, он наложил временную повязку Эмме — только чтобы дойти до палатки первой медицинской помощи, развернутой госпиталем Святого Иоанна.

— Лучше подождать немного, пока рассосется очередь и они смогут заняться вами без спешки, — сказал он. — А пока можем воспользоваться привилегиями Доусона и расположиться поудобнее на местах, отведенных для судейской коллегии. Давайте-ка посмотрим сможет ли наш друг наступить на лапу.

С этими словами он осторожно снял пса со скамьи и вывел его из шатра.

Эмма, следовавшая за ними по пятам, с удивлением обнаружила, что дождь кончился, ветер утих и лучи солнца пытаются пробиться сквозь облака. Судьи готовы были возобновить работу, и Эмма слышала, как помощники называют номера участников, а диктор произносит обычный набор объявлений.

Это внезапное возвращение в нормальный мир заставило Эмму вспомнить о своих обязанностях, и ее мысли автоматически встали на место. Предстояла еще борьба за звание лучшего в породе, а если повезет — то еще и в открытом классе, а может быть, даже и за звание лучшего на выставке… Привычные мысли настолько сильно овладели ею, что она даже не осознавала, насколько абсурдными должны были казаться Максу ее сбивчивые объяснения; вдруг она заметила, что он смотрит на нее с каким-то озадаченным выражением лица.