В ожидании зимы

Радимира поставила блюдо, и Мечислава, насадив на нож большой кусок, подула на него и с урчанием вонзила зубы. После этого блюдо пошло по рукам, и каждой из Сестёр тоже досталось по куску.

– Присядь с нами, хватит уж тебе у костра дымом коптиться, – просто, почти по-родственному пригласила княгиня Радимиру.

Сердце Лесияры окутывал приятный умиротворяющий покой после насыщенного и тяжёлого дня, а лёгкий согревающий хмелёк усиливал дружеские чувства и оттенял их, как духовитая приправа. Радимира с улыбкой поблагодарила и уселась, приняв тут же поданный ей кубок.

Двадцать пудов редкой золотой икры было добыто из брюха серебристой белуги. Вся она была засолена прямо на ладье и отправлена в бочонках в столицу к свадебному пиру двух сочетающихся браком пар – Лесияры со Жданой и Млады с Дарёной. Туда же отправилось почти всё мясо белой княгини, переложенное высокогорным льдом для сохранения свежести.

– А где же наша удалая охотница, где Млада? – утерев губы, осведомилась всё более хмелеющая Мечислава. – Поединок с белугою у неё знатный вышел… Не удивлюсь, ежели всё-таки именно её белая княгиня и выбрала, чтоб стать её добычей… Хочу с нею выпить! Пусть её позовут сюда!

– Последний раз я видела её у костра, она жарила себе кусок рыбы, – сказала Радимира.

Она знаком подозвала одну из своих дружинниц и отдала шёпотом распоряжение. Та кивнула и ускользнула бесшумной тенью в сторону костров, своей весёлой, дышащей пляской разгоняющих звёздный покой весенней ночи. Спустя короткое время она вернулась с докладом:

– Госпожа, Млады здесь нет.

*

– Плакать невеста должна перед свадьбой, чтоб всю жизнь потом не плакать: таков обычай, – заявила Крылинка, весьма озадачив Дарёну.

Девичник проходил весело – с песнями, плясками, а мимо столов, расставленных в саду под яблонями, нельзя было пройти, не сглотнув слюну. Дарёна раздавала совершенно незнакомым девушкам из Кузнечного шёлковые ленточки, а потом закружилась с ними в пёстром хороводе: белые рубашки с вышивками мелькали бабочками-капустницами, венки из весенних горных цветов сливались в одну яркую, душистую круговерть. Посетили девичник и молодые холостые кошки – как говорится, заглянули на огонёк на девушек поглядеть, да заодно и себя показать. Близился Лаладин день, гуляния молодёжи были не за горами, а тут такой праздник – как не воспользоваться возможностью попытать свою судьбу?

День расщедрился на солнышко. Из набухших почек в саду уже проглядывали краешки маленьких клейких листочков, а кусты смородины вовсю зеленели раньше всех, радуя своим терпко-травяным, густым и светлым, ласкающим сердце запахом. Гуляя по дорожкам и ловя лицом невесомые тени от яблоневых веток, Дарёна успокаивала зачастившее от смущения сердце: ещё бы, не каждый день ей приходилось привлекать столько всеобщего внимания! Каждого гостя надо было приветить словом, выслушать ответные речи, достойно отразить шуточки и подколы кошек-холостячек…

А вот и они – в который раз за день.

– Что-то невеста в уголке сада прячется – знать, что-то задумала, хитрая? Али укромного местечка для поцелуев ищет, м-м? Шали, балуйся, невеста, покуда свободная!..

Гости ели и пили за столами на открытом воздухе, а к Дарёне приближалась щегольски разодетая незнакомка, которая привлекла её внимание ещё в самом начале девичника. Была она в красном с жёлтой вышивкой кафтане, алых сапогах с загнутыми носами и с кисточками, а белую барашковую шапку носила чуть заломленной на одно ухо, открывая чисто выбритый висок. Судя по причёске, незнакомка имела отношение к оружейному делу – впрочем, кто в Кузнечном занимался чем-то иным? Но каким-то новоприобретённым белогорским чутьём Дарёна уловила, что незнакомка – чужая здесь. С прочими гостями она не особенно общалась, никого здесь, по-видимому, не зная, и как будто ждала чего-то.

Запас ответных острот у Дарёны иссяк, а потому она просто сдержанно улыбнулась и приняла дар незнакомки – похожий на крупный колокольчик цветок, который рос только в Белых горах около уединённых озёр. Его одиночный лилейно-белый венчик склонялся фонариком на тёмно-зелёном стебельке, а края имел густо-махровые, пушистые; звался он Лаладиным сном. Млада недавно как раз показывала Дарёне одно такое озерцо, берега которого белели, сплошь поросшие этим цветком; в этом тихом, светлом месте хотелось прикорнуть и уснуть безмятежным сном под невидимым, но надёжным крылом Лалады…

– Хорошо у вас тут, тепло уже, – молвила незнакомка, щурясь в солнечное небо. – А у нас ещё снег лежит.

Оттенок её больших спокойных глаз напоминал цветущий мышиный горошек, светлые ресницы казались осыпанными золотой пылью, а изгибы пшеничных бровей навевали мысли о бескрайних колосящихся полях.

– А, вот ты где, Тихомира, – послышался голос Твердяны.

Имя гостьи легло на её образ легко и естественно – вошло, как меч в ножны. Тихий мир наставал на душе при взгляде в эти глаза.