В ответе за всех

Впрочем, дом самой ведуньи стоял на высокой подклети и по сравнению с окружающими хижинами выглядел настоящим боярским теремом. К тому же и печь по-белому топилась, для здешних болотных краев – невидаль.

Колдунья заприметила гостей еще издали. Может, в окно увидала, а может, подсказал Велес. Сама встречать не вышла – вот еще! – послала правнучку, Красаву… А девчонка тому и рада – давно в Мишу втюрилась, зараза мелкая! Подбежав, прильнула к стремени, глазищами сверкнула:

– Ой, Миша! Очам своим не верю. Неужто в гости? А это с тобой кто? Ага! Никак Ермил из рода старого Хотобуда! Как вырос-то, похорошел… и не узнать.

– К Нинее Всеславне мы… – спешившись, сотник поцеловал девчонку. Не любовно поцеловал, а так – из вежливости, троекратно. С малолеткой разводить шуры-муры – оно ему надобно? Тем более Юлька еще…

– Беги, доложи.

Красава скрылась в хоромах, но почти сразу вернулась, поклонилась едва ль не до земли:

– Заходите! Нинея Всеславна гостей к себе жалует.

Жалует! Эва, боярыня ты наша. Графиня-баронесса…

– Ну, жалует – так пойдем.

Подбежавшие слуги волхвицы приняли коней, повели к коновязи.

– Господин сотник… Это Красава, что ль? – набравшись храбрости, уточнил Ермил. – Надо же! Как повзрослела… Не девчонка ныне – дева. Давненько ее не видал. Ране-то, говорят, частенько к нам в крепость бегала…

Михаил усмехнулся – ишь ты! Красава – правнучка Нинеи, а кто уж были родители этой девчонки – бог весть. Вообще-то Нинея в округе на семь дней пути в любой деревне любую девчонку себе забрать может! Она волхва! Она умереть не имеет права, пока смену себе не вырастит.

Нинея приняла гостей, сидя в высоком резном кресле. Статная, седовласая, со следами былой красоты, в темно-красном платье из толстой бархатной ткани, явно ромейской, затканной тяжелым золотом. Нет, не колдунья – графиня! Да что там графиня… Королева!

– Посмотрю, – выслушав просьбу сотника, милостиво кивнула волхва. – Старых богов поспрошаю… Но! Вы мне тоже нужны. И ты… И Ермил наш…

Слово «наш» в отношении отрока младшей стражи сильно покоробило Михаила. Впрочем, он всегда знал, что Нинея имеет виды на его людей, на тех, кто из веси. А потому давно разогнал их по разным отрядам, вместе не держал. А и нечего на ратной службе землячество разводить!

– Вашими глазами смотреть буду!

Ну… что ж… смотри… Может, чего и высмотришь!

– Да не пугайтесь – в душах ваших копаться не буду. Не о том речь идет. Да и силы уже не те…

Ох, насчет сил врала старуха! Ой, врала… лучше бы помалкивала – будто Миша не помнил, как в прошлый раз вышло. Едва к Велесу не попал! И как она отца Михаила… покойного… Правда, тот не поддался.

– Половцы – в своих богов верят. Тенгри – их главный бог! Велес-батюшка его чует… Идемте… Красава! Все потворы неси…

Потворы… Ну да, Красава же потворница, помощница Нинеи-волхвы. Вон, встала уже, как и положено, по правую руку. Сейчас священные предметы подавать будет. Всякое там варево в горшках, сушеных змей и прочее… А вообще-то у потворников и свое дело имеется. Есть чаровники – травоведы-гадатели, знающие травы, изготовители снадобий и обрядовых напитков… Как раз вот от слова – «чара». Есть обавники, читающие славления и приговоры, хранильники – изготовители священной утвари, оружия и снаряжения, наузники – изготовители наузов, колдовских оберегов-узелков…

Вслед за волхвою все спустились вниз, во двор, и, пройдя на задворье, оказались в бане. Обычной, топившейся по-черному бане.

– Раздевайтесь… Ну, рубахи снимайте! И кресты…

Ага, вот оно что… кресты, значит… Ну, да ежели делу поможет…

Не то чтобы Михаил Ратников в ТОЙ своей жизни был полным агностиком… но и религиозным не был точно. А потому крестик, поколебавшись, снял. Положил осторожно на лавку, поверх рубах – нижней льняной сорочки и верхней – тонкого дорогого сукна с серебряным шитьем. Жарковато-то в зной в двух рубахах париться, однако ж ничего не поделать – имидж! Встречают-то по одежке, рубаха немецкой ткани да с серебряным шитьем – все равно как погоны офицерские! Уж по крайней мере – старший лейтенант.

Пока парни снимали рубахи, волхва и потворница уже приготовились, встали вокруг чана.

– Готовы уже? – Нинея скосила глаза. – Подойдите поближе…

– Велесе, Велес… Бо вещим хотением, превеликим увещеванием… Велесом. Хорсом, Симарглом…

– Бо вещим хотением… увещеванием… – эхом повторила Красава. Девчонка тоже разделась, оставшись в одной тонкой нижней рубашке, сквозь которую просвечивали ключицы и еще толком не оформившаяся грудь.

Глянув на девчонку, Ермил закусил губу… Миша хотел было ткнуть парня в бок – чтоб не пялился, да не успел… В глазах неожиданно потемнело, и по всей коже пробежали мурашки…

– Ну, мужики, будем!

Михаил с боцманом Петровичем сидели за столом в тесной каморке судового радиста, коих на всех судах традиционно называют «маркони». Сидели не просто так – праздник какой-то праздновали. То ли грамоту «За доблестный труд» обмывали, то ли переходящее красное знамя…