В открытом море(изд.1965)-сборник

Сменив пострадавших вахтенных, мы снова запустили моторы и пошли к двум оставшимся «донкам».

Минут сорок катер понапрасну утюжил фарватер. Взрывы больше не сотрясали воздух. Начали закрадываться сомнения: правильно ли помечены места падения мин? Может, они погрузились на дно дальше или ближе. Ведь буйки ставились в темноте, «на глазок», ошибка возможна на десятки метров.

Июньское солнце накалило палубу. Во рту пересохло, ноги дрожали. Мы изнывали от жары и напряжения и все же не хотели сдаваться — упорно продолжали ходить то левее, то правее буйков.

И вот почти перед обедом, когда нам был передан категорический приказ — «в двенадцать вернуться на место стоянки», в кипящей за кормой струе, наконец, взорвалась одна из неподатливых мин. По днищу катера как бы ударило тяжелым молотом. Корму «морского охотника» подкинуло так, что оголились винты, а нос глубоко зарылся в волны.

Вода хлынула на палубу, сбила с ног впередсмотрящего.

Почти одновременно и справа по носу горой вспучилась поверхность моря... раздался второй взрыв, похожий на извержение вулкана.

Катер сильно тряхнуло, подбросило и повалило на борт. Моторы заглохли, и наш корабль беспомощно закрутился на месте.

Покатившиеся по палубе люди хватались за тумбы и леера [3], чтобы не быть смытыми в море.

Пухов тоже упал, но моментально поднялся.

Старший лейтенант, видимо, сильно ударился, потому что бессмысленно тряс головой и, казалось, не мог вспомнить, какую сейчас требуется подать команду. Я подсказал ему. И он, несколько придя в себя, хриплым голосом повторил:

— Аварийная! Всем осмотреться!..

Не слыша гудения моторов, Пухов неверной походкой направился к люку машинного отделения, морщась, откинул крышку и крикнул:

— Механика ко мне!

Механик с трудом выбрался наверх. Он был бледен и едва стоял на ногах.

— Что у вас там случилось?

— Всех раскидало... И меня зд орово ушибло. Моторы заливает... Запускаю вспомогательный.

От сотрясения сработали «минемаксы» — катерные огнетушители. Кислотной пеной обдало людей. Вода попала во все отсеки. Она, шипя, струйками била из появившихся щелей. В кубрике всплыли пробковые матрацы, одеяла, простыни, обмундирование... Казалось, что «морской охотник» тонет.

Но когда к нам подошел катер контр-адмирала, то окончательно оправившийся Пухов по-обычному спокойно рапортовал:

— Тяжело раненных нет. Фарватер очищен от мин. К берегу дойдем своим ходом.

На одном моторе, который фыркал и чадил, словно примус, мы двинулись к месту стоянки. Вода по-прежнему сочилась из всех щелей и плескалась в трюмах. Катер клевал носом и полз одиноко по Северной бухте со скоростью захудалой баржи...

Мы свернули в более тихую Южную бухту. И вот тут случилось неожиданное: на двух миноносцах, подготовленных к выходу в море, командиры вдруг сыграли большой сбор, выстроили, как на параде, свои команды по бортам и встретили нашу подбитую «мошку» перекатившимся с палубы на палубу «ура!»

Торжественное приветствие больших кораблей было столь трогательным, что Пухов от растерянности выронил изо рта свою трубку. Смущенный, он стоял навытяжку и отдавал честь дрожавшей рукой. Глаза его как-то странно светились. Мне показалось, что в них вот-вот блеснут слезы. И, видимо, поэтому у меня самого невольно защекотало в носу, и я подумал: «В нашем подразделении не найдешь человека красивее Пухова».

В этот миг его усталое, дубленное солнцем и ветром лицо и в самом деле было каким-то по-своему красивым и мужественным.

КОНВОИР

Нелегка дозорная служба на катере. По нескольку суток приходится болтаться в изнурительном дрейфе вдали от берега. Течением и ветром катер сносит на подводные камни, на минные поля; каждые полчаса надо запускать моторы, чтобы удержаться на линии сторожевого дозора.

В свежую погоду, когда на большом корабле едва чувствуется легкое покачивание, катер кренит и бросает из стороны в сторону так, что в глазах рябит и к горлу подкатывается дурнота. А о шторме и говорить нечего. Бьет волна, взлетая на мостик, пронизывает и валит с ног ветер. Особенно тяжелы ночные дозоры: ночью, как бы тебя ни мотало, забудь об усталости, забудь о том, что ты промок до нитки, вслушивайся и смотри во все глаза. В темноте самолеты, приглушив моторы, постараются незаметно набросать мин на фарватер, могут проскользнуть к базе торпедные катера и подводные лодки противника. Ты дозорный передовой линии. Что бы ни случилось, ты должен выстоять и оповестить флот.

Лучше всех дозорную службу нес катер, прозванный шутниками «Анютой». Он был необыкновенно легок на ходу, по-особому строен и опрятен. Когда поднимались на его мачте сигнальные флаги, он очень походил на девушку-украинку, убранную разноцветными лентами.

Команда «Анюты» в самые темные ночи умудрялась первой обнаруживать воздушного противника, быстро оповещать флот и своим огнем не давать вражеским самолетам сбрасывать мины на охраняемом участке фарватера.