В открытом море(изд.1956)

Если бы девушка хоть что-нибудь понимала в морском деле, то она бы восхитилась боцманским умением и сноровкой, с какими он вывел катер из низкого и узкого пещерного прохода на крутую волну. Но Кате стоило только уловить запах перегорелого бензина и почувствовать под собой шаткую палубу, как ее сразу начало мутить, и девушка потеряла интерес ко всему.

Ее не освежили ни дождь, ни ветер. Страдая от морской болезни, Катя забралась под брезент, положила голову на бухту пенькового троса и так сидела, скорчившись, весь путь.

Катер трясло, подбрасывало и кренило. Натужно завывая, он преодолевал любой швальный ветер, пробивался сквозь косматые полосы дождя, грудью разбивал в брызги летящие навстречу волны.

Но вот катер свернул в воды, защищенные высокими скалами. Качка уменьшилась. Шумел только дождь.

– Поднимайтесь, Катя. – Восьмеркин тронул ее за плечо. – Подходим к Отшельничьей.

Лицо его было мокрым от брызг.

Катя заметила белый огонек, мелькнувший под скалой. Катер пошел прямо на вспышку.

Шлюпка не вышла навстречу. На берегу в сером сумраке виднелась одинокая фигура Пунченка. Голова и правая рука у него были обмотаны тряпками.

«Ранен», – догадался Клецко.

– Промеривать глубину! – приказал он Восьмеркину.

Катер осторожно прошел несколько метров и уткнулся в песчаный грунт.

Восьмеркин спрыгнул в воду, подтянул легкое судно ближе к берегу и на руках перенес Катю на сушу.

Пунченок от большой потери крови едва держался на ногах.

– Чуть не окоченел… – сказал он изменившимся голосом. – Всю ночь пролежал один. Думал, умру и не увижу вас. Хорошо, что прибыли… Там беда.

Он опустился на землю. Восьмеркин помог ему подняться, дойти до Отшельничьей норы. В норе было суше и теплее.

При слабом свете фонарика Катя размотала на голове Пунченка влажные тряпки, но ничего разглядеть не смогла: окровавленные волосы коркой запеклись на ране. Промыть их в этой грязной норе было нельзя. Девушка просто наложила свежую повязку и помазала йодом перебитую выше локтя руку.

– Где вас так?

– По пути, – ответил Пунченок. – Я трех раненых проводил сюда. Перевязывать некому. Нас одной миной накрыло… Те – мертвые, а я едва доплелся. Мне вас приказано доставить.

– Но вам же не дойти…

– Я объясню дорогу. Туда обязательно надо. У командира сквозное ранение в шею. Он кровью захлебывается, а руководит, записки пишет. Надо хотя бы две ночи продержаться… Еще не все наши проскочили в лес.

– Придется, пожалуй, с вами Восьмеркина посылать, – со вздохом сказал Клецко. – Не хотелось мне, да ничего другого не придумаешь, нам уходить пора. Рассвет скоро, и дождь на убыль пошел.

Пунченок с трудом, по памяти, начертил на бумаге путь к партизанам, крестиками отметил опасные и труднопроходимые места и в изнеможении лег на землю.

– Придерживайтесь левых склонов, – пояснил он, закрыв глаза.

– Ладно, найдем, – сказал Степан, запихивая листок в карман.

Он помог отвести партизана на катер, попрощался с мичманом и, крепко сжав в объятиях Сеню, шепнул: «Прощай!»

– В случае беды пробивайся сюда, – посоветовал Клецко. – Из огня вытащим, в любую погоду подойдем.

– Есть пробиться к вам. Счастливого плаванья!

Восьмеркин столкнул катер с грунта, постоял на берегу, пока друзья не скрылись в мутно-сером тумане, и вернулся к Кате.

– Степа, ты же весь мокрый! – сказала девушка.

– Ничего, на воде живем, да еще бояться ее. На ходу обсохну.

– Ты, видно, ничего не боишься?

– Нет, другой раз страшновато бывает.

– Умирать в наши годы очень обидно, Степа, правда?

– Об этом не надо думать.

Некоторое время они стояли молча, и дождь все шумел, а по ту сторону береговых скал внятно ухал прибой.

– Надо идти, – сказал Восьмеркин.

Девушка не двигалась. В темноте он видел, что она смотрит на него в упор.

– Ты ведь из-за меня пошел? – вдруг спросила она.

– Да, – смущенно ответил моряк.

Катя подошла к нему вплотную, поднялась на цыпочки, крепко поцеловала его в губы. Потом отстранилась и решительно сказала:

– Пошли!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Восьмеркин и Катя бесследно исчезли. Пещерники ничего не могли узнать о них. Они дважды с большим риском подходили и на «Чееме», и на «Дельфине» к Отшельничьей скале, но никого там не обнаружили. Из последней группы прикрытия никто больше не выходил в море.

Только через пять дней стало известно, что большая часть партизан сумела пробиться в тыл фашистским цепям и обосноваться на старых местах. Товарища Василия радиошифровкой отзывали руководить штабом.

– Значит, командир отряда погиб и вся группа прикрытия с ним, – заключил новый начальник штаба. – Мое назначение – верный признак.

«Неужели Степа убит?» – не верилось Чижееву. Это не укладывалось в его голове, несовместимо было с могучей фигурой и жизнерадостностью Восьмеркина.

Небывалая тоска охватила Чижеева. Потеря двух самых близких и дорогих друзей выбила его из колеи. Без Нины и Восьмеркина он не представлял своей жизни. Деятельный характер Чижеева требовал немедленных действий. В тягостном раздумье он изобретал, намечал десятки способов розыска и спасения друзей. Наконец обратился к Клецко: