В открытом море

Ната помогла Нине взобраться на кузов передней машины. За ними полезли и другие девушки. Скоро их набралось столько, что невозможно было сесть.

Машины, одна за другой, тронулись со двора. Свежий ветер, бьющий в лицо, подбодрил Нину, но головокружение не проходило. «Только бы не заболеть, не свалиться в пути», – твердила она себе и крепче держалась за стоявшую рядом подругу.

– Куда нас везут? – недоумевали девушки, вглядываясь в шоссе. – Вчера же вели по этой дороге. Неужели обратно? Может, домой отпустят?

– Как бы не так, – сказала Ната. – Просто мучают, сначала в один конец гонят, потом в другой.

«Этой девушке можно довериться, – подумала Нина. – Расскажу ей про пистолет и про все. Вместе убежим».

К обеду пленниц привезли в портовый поселок за мысом. Грузовики свернули на школьный двор и остановились. Конвоиры приказали девушкам все личные вещи побросать в одно место. Потом им выдали ведра с тряпками, голики и повели в здание.

– Мыть лютше! – сказал гитлеровец с санитарным значком. – Это есть госпиталь.

– Видишь, сколько чеемы фашистов набили, – шепнула Ната. – В старом госпитале места не хватает. Школу берут. Мину бы им подложить.

Нине после нескольких часов, проведенных на свежем воздухе, стало лучше. Она вместе с другими разулась и, засучив рукава, принялась скрести затоптанный пол. Но Ната не давала ей утомляться. Эта крепконогая девушка с забавно вздернутым носом так ловко орудовала голиком и скатывала водой пол, что Нине нечего было делать. В порыве благодарности она шепнула подруге:

– Мы с тобой убежим. У меня пистолет спрятан.

После уборки девушек согнали в подвал и велели устраиваться среди сваленных в груду парт. Потом, впервые за сутки, накормили бурдой, сваренной из кормовой свеклы. Дали по крошечному кусочку хлеба.

Нина с Натой устроились в полутемном закоулке среди поломанных шкафов и досок. Боясь, что гитлеровцы нащупают в рюкзаке пистолет, Нина вытащила его, завернула в тряпочку и запихала в угол за доску. Ната в это время пугливо поглядывала по сторонам: не наблюдает ли кто? Она раскраснелась от волнения. А после, когда убедилась, что Нина все проделала незаметно, сказала:

– Я сразу почувствовала, – ты особенная. У партизан, наверное, жила?

– Н-нет… Впрочем… Ладно, от тебя не буду скрывать: я с чеемами в одном месте находилась.

– Правду говоришь? – Ната не могла поверить. Пытливые глаза ее как-то по-птичьи округлились. – Почему же ты спрашивала о них? – Но, видя, что Нина не оправдывается, а лишь внимательно следит за ней, обрадовалась:

– Ох, какая ты хитрая, Нина!.. И бесстрашная, как парни!

Теперь связанные общей тайной девушки старались не разлучаться. Услышав гудение моторов за стенами, они выбрались из своего закутка и подбежали к решетчатым окнам. Во двор школы то и дело прибывали либо грузовики с койками, матрацами и бельем, либо санитарные машины с ранеными.

Позже в подвал пришли конвоиры, построили девушек в одну шеренгу, пересчитали всех, повесили каждой на шею номер-жестянку и увезли в закрытых машинах в солдатскую баню.

В раздевалке Нина неожиданно увидела одну из Катиных подруг: хохотушку Мусю Кирикову. Она с какой-то пожилой женщиной стояла у дегазационной камеры и принимала одежду. Еще недавно эта девушка любила закидывать голову и, заливаясь смехом, показывать свои сверкающие белые и ровные, как зерна кукурузы, зубы. Сейчас же рот ее был по-старушечьи сжат и в уголках губ появились жесткие черточки.

«Наша ли теперь? – думала Нина, вглядываясь в Кирикову. – Как она изменилась!» Муся, наконец, ощутила на себе ее взгляд и повернула голову. Но ни одним мускулом, ни одним движением лица не дала она понять, что узнаёт Нину, только в глазах блеснул прежний радостный огонек. «Наша», – поняла Нина.

Улучив момент, когда пожилая женщина ушла в глубь камеры, Нина подошла к Кириковой и молча подала свою одежду. Та с обычным безразличием начала поддевать на металлический крюк вещь за вещью и лишь на мгновение успела незаметно сжать Нине пальцы и шепнуть:

– Я твою одежду потеряю… Придешь искать в камеру.

И в этот момент Нина заметила, что у Муси не хватает верхних передних зубов: розовели голые десны. От этого девушке стало не по себе.

После горячего душа у девушек взяли кровь на исследование, записали номер жестянки и разрешили одеться.

Нина нашла в раздевалке свободное место и попросила у Кириковой свою одежду. Та ушла в камеру, повозилась некоторое время и, вернувшись, с наигранным раздражением заявила:

– Не могу найти ваших проклятых тряпок; если вам некогда, то можете поискать сами.

Смерив приемщицу презрительным взглядом, Нина пошла в камеру.

– Одной запрещается, – с угрожающим видом остановила ее Муся. И сама прошла следом за ней.

Избавившись от посторонних ушей и глаз, Муся оттащила Нину в самый темный угол и спросила с волнением:

– Как ты попала в эту партию?

– Случайно, – вернее, глупо… по пути забрали.

– Значит, они не догадываются, кто ты такая?

– Нет. А где ты зубы потеряла?