Ветер благоприятствует им; сегодня надо ждать атаки. Я шил паруса и распорол себе руку; флот наш не выйдет. Наш адмирал хочет натянуть цепь и перегородить дорогу их кораблям. Он глупый; их корабли ничто не остановит, я их видел. Как хорошо, что тебя нет, потому что ты глупа, как все женщины. Ты бы с тоской в глазах спросила меня (или с обречённостью в сердце): кто же спасёт город? И я бы ответил тебе (я мудрый): город могла бы спасти горстка предателей; они бы открыли ворота, а потом, занесённые ветром на гору, торговали бы с высоты своей индульгенциями; многие бы спаслись, большинство. Я бы ответил тебе, и ты бы отвернулась от меня. Потому что в твоём вопросе был поиск мужчины, а в моём ответе - знание жизни. Мужчины не знают жизни, они её делают, а знающие жизнь - не мужчины. А женщины всегда ищут мужчин. Всегда, о чём бы женщины ни говорили и чего бы они ни хотели, они всегда говорят о мужчинах и всегда хотят мужчин. Женщины ищут мужчин. Многие женщины это не поймут в простоте своей, и это хорошо, они почти счастливы. Те, что понимают это - они спокойные и бедные. Но большинство, те, кто начнёт это обсуждать и искать в этом смысл - и главное, находить его, - это они думают о горбуне (и некоторые из них приходят к нему), это им нужна изюминка в хлебе ли, в наряде ли, в слове ли, в мысли ли, и за изюминку они принимают всё, что им положат туда - даже яд. В городе, здесь, женщины ищут мужчин, потому что их нет, если бы мужчины были, их не искали бы, и горбун уже давно был бы мёртв. Я рад, что они пришли под наши стены, я рад осаде. Может быть, наши женщины получат настоящих мужчин; ничего, что те говорят на другом языке. Но это будет, если те, под стенами, поймут, что здесь только женщины. Пока же у нас есть время, чтобы найти себя, чтобы спасать не себя, а город. Город спасти можно, себя - никогда. Город парит над нами, и либо мы поднимемся в него, либо...наше место займут другие. Сами мы не поднимемся, я это знаю. Но наш шанс - наш государь. У нас есть государь. Он дарит нам милости, и поэтому мы здесь. Он - государь нашего города. И если окажется, что мы настолько благородны, чтобы быть благодарными, мы, возможно, спасёмся. Город нужен только государю, ибо только здесь он - государь. И единственный вопрос, который решает судьбу города - нужен ли нам государь. Если мы готовы забыть его, то город никогда уже не будет парить над нами, мы спустимся в него, и милости нам будут кидать сверху в нашу яму, а ещё на нас будут оттуда справлять нужду. Это будет, но этого можно избежать, если окажется, что мы любим государя. Мы его не любим, но если он сумеет внушить нам искру, мы в этот короткий миг света увидим белое и тёмное. Белое в себе и тёмное в судьбе. И тогда судьба города будет в наших руках. Я сейчас криво усмехаюсь: блажен, кто верит. Я не блаженный. Но однажды государь подарил мне улыбку; мне улыбнулся город. Этот, тот город я хочу спасти. Не беда, что ко мне всё чаще приходят мытари - это не мой город, а мой город - тот, где они приходили раз в год и где мне улыбнулся государь, этот-то город мне нужен. Я буду стоять за него, и если я выстою, значит, этот город жив. Тот город жив, жива улыбка государя и мытари не злобствуют. Но для этого нужно выстоять. Выстоять не за то, что есть сейчас, а за то, что было, и за то, что будет. А то, что есть сейчас - ложь. Любой пусть заглянет в себя сейчас, в себя прошлого и в себя будущего. Только прошлое и будущее, соприкасаясь, дают силу; благодаря этой силе мы можем жить в настоящем, и более - нипочему.