В ореоле тьмы

– Иди переоденься и закинь все эти вещи в стирку, ладно? Я сейчас сделаю тебе горячий чай.

Я побежала в сторону дома, все еще слыша крик Клэр. Мама гладила ее по светлым волосам и пыталась успокоить.

– Тише, детка, мы сейчас же поедем в больницу. Все будет хорошо.

– Она невыносимая! Она просто НЕВЫНОСИМАЯ! Сколько раз вы говорили ей не лезть! – все еще кричала Клэр.

Я вбежала в дом и закрыла руками уши. Я была не в состоянии это слышать. Я знала, что она права. Что я невыносимая, непослушная и далее по списку. Но ненависть в ее взгляде… Ненависть в ее голосе. Это было слишком больно.

Я упала в свою постель, как была, в грязных вещах, и зажмурилась. Сломанный локоть Тео все еще стоял перед глазами, и мне было его так жаль… Тео держался, старался не показывать, насколько ему больно, от этого мне становилось еще хуже. Глубокое чувство вины гирями давило на грудную клетку. Я плакала и кричала в подушку. Такой меня нашла мами. Перепачканной в грязи, зареванной, на постели.

– Детка, как же ты так…

– Я не специально, – заикаясь и хлюпая соплями, сказала я.

– Именно поэтому несчастные случаи так и называются, Беренис. Когда случается то, чего совсем не ждешь, но этот случай – несчастный случай – может полностью разрушить твою жизнь. Ты могла остаться калекой до конца своих дней. В этот раз тебе очень повезло, но, прошу, не глупи так больше.

– Он поймал меня… появился из ниоткуда… будто он мой ангел-хранитель. Он может им быть? – глотая слезы, спросила я.

Мами рассмеялась и поволокла меня в ванную.

– Не уверена, крошка. Он просто хороший человек.

– А откуда он взялся?

– Его привела Клэр, мне кажется, она к нему неровно дышит, – раздевая меня, говорила мами. – Они вместе учатся в школе искусств.

Я позволила ей снять с меня одежду и поставить под струи душа. Вода медленно согревала меня, но слезы не прекращались.

– Клэр ненавидит меня, – глухо прошептала я.

– Это не так, она очень сильно испугалась, а также слишком эмоциональна, ты же знаешь.

Я замолчала, спорить с мами не было никаких сил. Она не знала, что, когда дело касалось меня, Клэр всегда была эмоциональной. И злость всегда была основной эмоцией.

* * *

Тем вечером Тео сидел в нашей огромной столовой. Я любила эту комнату за уют. В ней была такая красивая огромная хрустальная люстра. Резные карнизы. Переливающиеся стены, словно из шелка, расписной потолок. По всему периметру было разбросано несметное количество безделушек. Красивые подсвечники, фарфоровые фигурки и, конечно, посуда в красивейшем серванте. Моя прабабушка коллекционировала сервизы, и они сохранились до наших дней. На стенах висели картины в позолоченных рамках. Антикварная мебель с резными ножками и подлокотниками. Мраморный камин, в котором горел огонь, согревая нас и добавляя уюта. Тео сидел с гипсом на руке. Он пробыл в больнице больше пяти часов… Я даже боялась представить, что именно делали врачи и как вставляли его торчащую кость.

– Я не знаю, что сделала бы с тобой, если бы он сломал кисть правой руки! – зло прошипела мне на ухо Клэр и больно ущипнула за бок. – Ты хоть понимаешь, насколько важна художнику его рабочая рука?! Ты понимаешь, что, когда он спасал тебя, он совсем не думал о себе? Ты, конечно, привыкла, что все всегда мчатся исполнять твои капризы. Но Тео не член нашей семьи. Ты осознаешь, что он сделал ради тебя?!

Я резко встала с дивана. Находиться рядом с ней не хотелось. Она душила меня своими словами. Ноги сами понесли меня к Тео. Он пил кофе и о чем-то увлеченно разговаривал с нашим дедушкой. Тихо, спокойно, неторопливо.

– Спасибо, – прохрипела я непослушным голосом.

В глазах стояли слезы. Мне было так стыдно перед ним.

– Брось. – Он тепло улыбнулся. – Это ерунда, полтора-два месяца, и я его сниму. – Он постучал по гипсу и легкомысленно пожал плечами.

Я кивнула, так как знала, что если скажу хоть слово, то просто-напросто разрыдаюсь. Он словно почувствовал мое настроение и решил подбодрить.

– Будешь пирожное? Садись, выпей чаю и поешь сладкого.

Дедушка тут же налил мне чай, бабушка подала пирожное. Все были спокойны и добры. Все, кроме Клэр, – она подсела рядом и гневно прошептала мне на ухо:

– Может, кто-то и примет твои слезы за муки совести, но только не я. Я тебя слишком хорошо знаю, и ты ничтожество, Беренис.

Она произнесла это и мило улыбнулась всем присутствующим, словно проворковала мне на ухо слова о сестринской любви.

– Мами, подай и мне пирожное, пожалуйста, – как ни в чем не бывало вежливо попросила моя старшая сестра.

У меня же затряслись руки. Клэр с виду была ангелом, спустившимся с небес. Светлые волосы обрамляли милое личико с ямочками на щеках. Она словно олицетворяла свое имя[7]. Она была намного красивее меня, более нежная и женственная. От нее словно исходили тепло и уют. Однако в ее карих красивых глазах с высоко поднятыми ресницами я порой видела столько злости, гнева и ненависти, что мне становилось не по себе. За прекрасным фасадом и наивной улыбкой скрывался монстр.