Именно в этой непростой истине, сознаваемой Новиковым, — ключ к тем особенностям его человеческого облика, о которых шла речь выше. Ибо истину эту он должен не только понять, но и при-нїіть, сжиться с нею, подчинить ей себя, как-то согласить с нею свою человеческую природу, восстающую против необходимости мирить добро со злом, делить их на большее и меньшее, когда дело касается человеческой жизни. Что же удивительного, что, принимая эту необходимость, психологически приноравливаясь к ней, он инстинктивно вырабатывает в себе привычку и вообще, всегда и во всем, не поддаваться непосредственным движениям сердца, держать их. в себе, не давать им воли? Не забудем, что ведь он еще очень молод, этот человек, и душа его еще совсем по-юношески, особенно совестливо и остро чутка к страданию, чтобы оказаться способной совместить в себе всю открытость непосредственным движениям сердца, когда они возможны и допустимы, и в то же самое время — нелегкое уменье с болью глушить их в себе, когда это нужно, когда этого требует долг. Слишком трудно дается ему это умение, слишком многого требует оно от него, чтобы не подчинить себе все остальное, не настроить все струны души к постоянной готовности исполнять это главное для него на войне офицерское дело — распоряжаться жизнью и судьбою других.
Вот откуда у Новикова и эта всегдашняя суровость и даже резкость в общении, и эта постоянная инстинктивная настороженность, а порой и враждебность ко всему, что размягчает душу, вводит ее в круг тех движений, которые так нелегко подавлять в себе в грозные минуты боя и ответственности. Все в нем натянуто как струна, и именно в этом постоянном натяжении — тот способ внутренней психологической «мобилизации», который инстинктивно находит для себя Новиков и который помогает ему сражаться, отвечать за людей, принимать решения на жизнь и на смерть.
Обращая внимание читателя на эту душевную коллизию, выявляемую Ю. Бондаревым в характере его героя, я вовсе не хочу сказать, что именно в этом и состоит главная задача писателя, что именно с этой точки зрения прежде всего и интересен и важен ему образ капитана Новикова. Ю. Бондарев отнюдь не гипертрофирует эту проблему. И тем более тут нет и не может быть ни малейшего оттенка пацифизма — психологии, глубоко чуждой и автору, и его герою. При всей сложности своего внутреннего мира Новиков — человек глубоко цельный, и как психологически ни драматично для него столкновение с неизбежной жестокостью войны, это вовсе еще не означает какого-то душевного надлома, не имеет ничего общего с какой-либо душевной катастрофой, с распадом личности на некие катастрофически несовместимые нравственные начала. Для Новикова защита Родины, участие в войне против фашизма — не просто долг, гражданская обязанность, но и глубокая нравственная потребность его собственного человеческого «я» — то, что неотделимо от самого дорогого и важного для него в жизни, без чего он не мог бы чувствовать себя человеком. Не будь этой высшей нравственной опоры, этой властной внутренней потребности вместе с миллионами других людей сражаться за избавление Родины и всего человечества от фашистской чумы, необходимость не только рисковать своей собственной жизнью, но и распоряжаться жизнью и судьбой других действительно могла бы сломить, уничтожить его как человека. Но в любую, самую трудную минуту ответственности. Новиков знает: «он распоряжается их жизнью и судьбой во имя чего-то неизмеримо огромного, того, что знал, чувствовал сам Новиков и все, кто был рядом с ним».
И это — главное в образе Новикова, образе подлинно героическом. Именно этим прежде всего дорог Новиков Ю. Бондареву, и именно поэтому таким непрерывным потоком и развертывает перед нами писатель картины и эпизоды, где мы видим его героя в грохоте разрывов, в свисте пуль, у прицела пулемета, в отчаянном прорыве к окруженным орудиям Овчинникова, на позициях батареи, ведущей смертельную дуэль с танками врага, — сцены, рисующие беспредельное мужество Новикова, его безоглядную готовность до конца выполнить свой гражданский, воинский и нравственный долг. Образом своего героя Ю. Бондарев славит красоту человеческой самоотверженности и жертвенности во имя утверждения на земле справедливости, во имя высших гуманистических идеалов человечества.