В океане

— Я ревнивый, на одной вере прожить не могу… Только знаю — как познакомились мы, ни с кем она, кроме меня, не водилась… — Жуков помолчал. — Правда, был такой факт — встретил я ее с одним гражданином. Да он ей родственником оказался, дядей.

— Что же она майору не сказала, что родственник у нее здесь есть? — с внезапным интересом повернулся к нему Агеев.

Видно, разговор до этого не дошел.

— Как так не дошел? Лейтенант при нас ее прямо спросил… Помнишь, ответила: «Никаких у меня здесь родственников нет».

— Я не слышал, — изменившимся голосом откликнулся Жуков.

Многого ты, похоже, не слышишь, не замечаешь. О ключе разговор зашел… вспомни.

— Не помню я! — с болью в голосе сказал Жуков. — Тогда… — боцман видел сквозь мрак, как сжались на поручнях его пальцы. — Мне снова пойти, выяснить нужно… Если солгала она мне… — и он почти побежал к трапу, ведущему вниз, туда, где еще светился из темноты иллюминатор каюты, занятой на ледоколе начальником экспедиции.

Майор Людов сидел в своем кабинете, вчитывался в строки медицинского заключения, в страницы технического осмотра разбившегося самолета. Медленно перелистывал подшивку в картонной папке,

«Акт о гибели в полете летчика-испытателя Борисова В. А.» — было написано на заглавном листе подшивки.

— Портрет Борисова — простое, честное, мужественное лицо… Несколько месяцев назад произошла эта катастрофа. Думали — отказали механизмы на большой высоте, в конструкции какой-то изъян… Было предположение — из-за внезапной слабости сердца летчик лишился сознания в кабине… Да, не разглядели, не смогли предотвратить хода врага…

Людов закрыл папку, прошелся по кабинету, глянул в окно. Дорога в порт была пустынна в этот поздний ночной час, белый фонарный свет дрожал над плитами тротуара.

— Приведите Шубину, — сказал майор…

Шубина вошла с упрямым, почти вызывающим выражением на тщательно припудренном и подведенном лице. Молча села слева от письменного стола, за маленький столик, против лейтенанта Савельева. Приложила к глазам платок.

— Не пойму — чего вам от меня нужно? Не хотела я его убивать, нож мне под руку подвернулся,

Савельев старался смотреть безразличным взглядом.

Вы продолжаете утверждать, что убитый не был вам ранее известен?

И сейчас он мне неизвестен…

Она попыталась кокетливо улыбнуться.

И как это я с ним справилась, сама не пойму…

После того как упал он — вы зеркало со стены не снимали?

Зеркало? — она явно удивилась. — Зачем бы мне его было снимать?

А может быть, все-таки вспомните, кто был убитый? — Лейтенант вскинул на нее глаза. — Не был он кем-нибудь… ну, из поклонников ваших?

Вот еще выдумали — поклонник! — негодующе фыркнула Клава.

Она доверительно склонилась в сторону Людова к письменному столу, смотрела правдивым взглядом воспаленных слезами глаз.

— Верьте слову, товарищ майор, я с одним Жуковым только и встречалась. Он жениться на мне обещал.

Всхлипнула, сморгнула слезинку.

— Хоть в ресторане у девушек спросите — с одним Жуковым Леней гуляла… Никаких ему из-за меня неприятностей не будет, скажите?

Людов снял очки, стал старательно протирать стекла.

— Очень беспокоитесь о нем?

— Как не беспокоиться… Его одного люблю.

— А летчика Борисова разве не любили? — как бы невзначай, надев очки, спросил Людов.

Она чуть вздрогнула. Ее взгляд стал напряженным, но она не опустила глаз.

Какого Борисова?.. А, этого… Нет, я просто так, время с ним проводила.

А почему заболели, когда самолет Борисова разбился?

Она продолжала смотреть прямо, но ее глаза странно скосились, глубокие морщины выступили на лбу.

Разве я заболела? Не помню… — Она усиленно соображала. — Может быть, и заболела… Жалко ведь человека…

Вам не было жалко его, когда вино, которым угощали его, отравили! — Людов поднялся из-за стола. Она поднялась тоже.

Я… Я… — Ее голос вдруг огрубел, стал хриплым. — Я это вино с ним вместе пила.

Самолет Борисова разбился через восемь часов после того, как вы пили с ним это вино, — медленно, отчеканивая каждое слово, говорил Людов. — Шеф ваш, давший вам яд, дал и противоядие. Вы знали, что яд начнет действовать, когда Борисов будет в испытательном полете.

Шубина долго молчала. Мелкие капельки пота скатывались на тоненькие подбритые брови.

Выдумываете. Не отравляла я никакого вина. И про какого шефа говорите — не знаю.

Про того, кто имел ключ от вашей комнаты, не раз приходил к вам.

Даже не понимаю, о чем говорите. — Глаза снова подернулись слезами незаслуженной обиды. — И знакомых у меня здесь никого, кроме Лени Жукова, нет…

Майор чуть заметно утомленно вздохнул. — Уведите гражданку Шубину, — сказал Савельеву Людов.

Жуков вошел в кабинет словно запыхавшись, под темно-синей фланелевкой порывисто вздымалась его смуглая, мускулистая грудь. Но майор видел, что Жуков задыхается не от быстрой ходьбы — глубокое волнение проглядывает в каждом движении матроса.

Майор Людов был в кабинете один.

— Ну, товарищ Жуков, садитесь. Рассказывайте, что вас тревожит.