В одном строю

Отстреляли из «Абакана». Перешли к демонстрации гладкоствольного оружия ближнего боя. От огня такой мощи мишени разлетались на мелкие щепки! Боковым зрением я вдруг заметил, как к нам, грубо нарушая все правила техники безопасности, со стороны гостевых трибун, размахивая руками, бежал старший распорядитель стрельб: «Прекратить огонь! Прекратить огонь, мать-перемать!» Огонь прекратили. Ждем. «Мужики, руководство на гостевой трибуне ни черта не понимает, что вы тут сейчас показали с АН-94! В чем фишка?» – благим матом кричит распорядитель.

Соображаем в режиме «Очень быстро».

Ясно! Короткую высокотемпную очередь человеческое ухо просто физиологически не может распознать, как два выстрела. Суммированное звуковое давление воспринимается как один более мощный выстрел, по силе примерно равный выстрелу патрона калибра 308 Winchester (7,62х51 мм). А фокус-то здесь в том, что за столь короткое время автомат делает два выстрела, а смещенный импульс отдачи передается стрелку только после того, как две пули уже ушли без обычных для стрельбы помех и при попадании в цель демонстрировали просто снайперскую точность.

Распорядитель нервничал. Тогда, для большей наглядности, наша команда переснарядила магазин патронами-трассерами.

При отсечке двух выстрелов две трассирующие пули летят с предельно малым интервалом в 30 см. Поэтому человек видит только один светящийся след. А далее, при попадании в мишень, пули теряют устойчивость, расходятся в разные стороны и мы видим уже два светящихся следа.

Мнимый парадокс: человек слышит один выстрел, видит одну светящуюся полоску, но потом, после поражения мишени, уже видна реальная картинка – а пуль-то действительно было две!

Вот уже после этого к нам после демонстрации выстроилась очередь. Всех волновал вопрос: «Как это возможно?»

«Так я и говорю, не автомат, а энигма», – заключил Никонов.

После завершения всех формальных мероприятий, в знак особого уважения к таланту русского конструктора, нас повезли в место, имеющее особую ценность для американцев, – историческое имение Джорджа Вашингтона. Людям посвященным это поместье известно также как штаб-квартира военно-масонской ложи США. Никонова принимали по высшему разряду. Мастер ложи надел черный кожаный фартук, в руках – Библия масонов, золотой строительный циркуль и золотой мастерок. Нам позволили в порядке исключения посетить святая святых – Зал масонской славы, не без гордости сообщив, что таких почестей еще никто из русских не удостаивался. Мы, естественно, эту деталь протокола приняли с должным пониманием. Прием прошел в строгой форме, без отклонений от предусмотренной программы: никаких чаепитий с бутербродами, без излишних разговоров. Но впечатление осталось весьма позитивным. Никонова называли не иначе как «сэр» и «доктор Никонов». Мне кажется, тогда Геннадий впервые почувствовал свою значимость и то, что он уже не просто русский инженер, но и представитель могущественной державы. Я не стал задавать ему ненужных вопросов: все было и так видно. Но в душе теплился огонек: а ведь хорошо, что с него так вовремя сняли секретность. Он в полной мере смог показать зарубежным коллегам и, как мы сейчас говорим, партнерам и свой интеллект, и культуру, поделиться мыслями о будущем оружия не только как технического творения, но и как философской категории. Для информационного бюллетеня Института исследований стрелкового оружия в мировой безопасности (IRSAIS) Никонов любезно дал свою статью «Как создаются конструкции – несколько эпизодов из истории разработки автомата АН-94 в контексте мировой практики», которая была высоко оценена ведущими специалистами не только в США, но и далеко за их пределами. Мировое оружейное сообщество впервые так близко соприкоснулось с российской инженерной наукой, блистательной школой разработки стрелковых систем. Звезда конструктора Никонова высоко вознеслась на мировом небосклоне. Забегая чуть вперед, скажу: в тот раз Никонова принимали в частном порядке Бил Рюгер, американский оружейный магнат, и Юджин Стоунер, отец М16. Несмотря на свою болезнь – рак последней стадии – Стоунер отмечал очередную дату 22 ноября 1996 года весьма скромно. К себе на последний день рождения пригласил очень ограниченный круг людей. За столом сидели символических двенадцать человек, двое из них – россияне. В беседе «не для записи» американский конструктор признался: «Геннадий, я хорошо информирован о твоих разработках. Ты еще относительно молод, в отличие от всех остальных оружейников-разработчиков в мире. Теперь, когда мы встретились лично, побеседовали с глазу на глаз, я могу спокойно уходить в мир иной. Я увидел, что ты надежный преемник, достойно понесешь факел нашего общего дела, если хочешь – нашего инженерного искусства. Это не патетика. Пафосные слова, стоя одной ногой на краю… – он на секунду остановился, перевел дыхание, – не произносят».

Все эти события, пожалуй, – главное достижение той совместной поездки.