Сол приземлился на травке рядом с Хаимом и Лией, которая тут же спросила его, не хочет ли и он тоже поплавать. Он покачал головой. Якоб снял туфли и носки, спустился с берега и шел теперь по воде по направлению к мосту, судя по всему, не обращая на намокшие брюки никакого внимания. Мимо пронеслась Рут и прыгнула в воду, едва не утопив Рахиль. За ней последовала Лия, и все три девушки отдались на волю течения — над водой видны были только их головы. Сол лег на спину и закрыл глаза. Солнышко что-то разошлось не на шутку, прямо с утра. Нос наверняка обгорит. Он слушал плеск неглубокой речной воды по камням и отмелям, удаляющиеся девичьи голоса.
— Слышал про Эриха? — Голос принадлежал Акселю.
— Это правда? — Глаз он открывать не стал и обрадовался, что рядом нет Якоба.
— Я сам сначала не поверил.
— Просто в панику ударился. — Это уже Хаим. — Был у меня с ним разговор, неделю назад. Единственное, о чем он мог говорить, — это о том, что у него в Берлине дядя.
— А он разве не умер?
— Да нет, это другой. Он ему написал. Эрих показывал мне письмо. Очень, кстати сказать, странное. Из больницы.
— И про что там было? — заинтересовался Сол. Он оттолкнулся от земли руками и сел.
Хаим махнул рукой.
— Да безумие какое-то. Бред чистой воды.
— Вот дела! Гляньте-ка! — прервал их Хаим, указав рукой на противоположный берег.
У моста собралось с полдюжины мужчин, одетых в костюмы. У двоих в руках были папки, в которые они весьма деловито что-то записывали. Другие по очереди тыкали пальцами в каждую из мостовых опор, оживленно переговариваясь между собой. Шляпы у всех без исключения были сдвинуты на затылок, и они прикрывали глаза от солнца, прикладывая ко лбу ладони, сложенные козырьком.
— Неужто наш мэр счел возможным вернуться в город? — вслух подивился Хаим. — Это ведь Попович, вон тот, в середине, правильно?
Аксель медленно кивнул, но внимание Сола привлекла вдруг совсем другая сцена. Забранные в раму единственной оставшейся аркой моста и прорисованные силуэтами на фоне солнечного пейзажа по ту сторону от проема, спорили между собой две фигурки. О чем они говорили, Сол не слышал, но жестикуляция была весьма выразительная: подбородки вперед, пальцы то и дело обвиняющим жестом тычут друг в друга. Мужская фигура — Якоб — стояла спиной к стене и качала головой, а женщина что-то яростно пыталась Якобу объяснить. И женщина эта была Рут. Из-за резко очерченного черного силуэта — при том, что на ней не было ничего, кроме Лоттиного купальника, — она казалась совсем голой. Внезапно Якоб поднял руку, и на долю секунды Солу показалось, что он сейчас ударит Рут. Но он просто рассек рукой воздух — раз, потом еще раз. Потом повернулся к ней спиной и вышел на свет.
— Если Попович вернулся, немцы долго себя ждать не заставят, — сказал Аксель.
Сол кивнул. Рут стояла под аркой, в самом центре, и смотрела вслед Якобу. Она вроде бы даже пыталась его окликнуть, но если и так, то он даже виду не подал, что слышит ее. Сол нахмурился и повернулся к Акселю. Но Акселю добавить было больше нечего.
— О чем это вы тут говорите? — появилась у него за спиной Лотта.
Сол увидел, как Хаим едва заметно качнул головой.
— Да так, ни о чем, — сказал он.
Совсем уже ближе к вечеру они свернули одеяла, собрали свои пожитки и, вытянувшись в цепочку, пошли через брод на тот берег. Заросший луг вывел их на дорогу, а та, в свою очередь, к вокзалу, откуда они собирались вернуться на трамвае в город. Брюки и юбки были влажными сплошь, но настроение — вполне бодрым, и чем ближе день двигался к вечеру, тем радостнее становилось у них на душе. Добравшись до опустевшего вокзала, они расселись по скамейкам, все, кроме Сола, который начал прохаживаться взад-вперед, поглядывая вверх, на Шпрингбрунплатц, где трамвай непременно должен был мелькнуть, прежде чем свернет и пойдет вниз.
Пока он вышагивал вот эдак перед всеми прочими, его мысли вернулись к сцене, которую он наблюдал под мостом. Рут и Якоб сидели сейчас вместе, но молча. И даже намеком не выдали за все это время, что послужило поводом для их ссоры. Утром ему казалось, что все у них просто замечательно; что изменилось с тех пор? Больше прочего смущал его, конечно, самый факт его исключения из контекста. У всех троих были свои тайны: у него и у Рут, у него и у Якоба. А теперь у Якоба и Рут.
Прошло полчаса, пока они поняли, что трамвая не будет. Кое-как заставив себя прийти в вертикальное положение, они принялись карабкаться в гору. Молчали теперь все.
Лия и Хаим Фингерхуты распрощались с ними на углу Урмахерштрассе. Чуть дальше, возле старой школы верховой езды и церкви Святого Креста откололось еще несколько человек. Лотта, Рахиль, Аксель, Рут, Якоб и Сол пошли дальше, к Рингплатц, подъем к которой постепенно делался все круче. Иногда на балконах домов им попадались люди, которые смотрели на них сверху вниз, но единственное живое существо, которое они встретили на улице, была крохотная старушка, ни одному из них не знакомая. Она посмотрела на них, как на сумасшедших, и тут же свернула в какой-то переулок.