В обличье вепря

Сол кивнул, завороженный тем, что видел на экране — пусть даже без всякой динамики.

— Если бы я тогда мог ходить, — сказал он; и почувствовал, как Рут опустила руку ему на плечо и едва заметно напрягла пальцы. — Насколько все было бы по-другому.

— Сбежал бы с Фиеллой?

— Она тогда и сама-то еле ноги унесла, — Он оторвался наконец от экрана, и голос у него сразу стал более живым. — Навряд ли она была в состоянии унести меня на себе.

— А если бы унесла, вы никогда не написали бы «Die Keilerjagd», — улыбнулся Витторио.

Сол сделал над собой усилие и улыбнулся в ответ.

Дальше пошли места и пейзажи, ему незнакомые: поля с редко растущей пшеницей, оливковые рощи, ветряная мельница с белыми полотняными крыльями, две вороны, которые гонялись друг за другом вокруг колокольни. Витторио то раздраженно ворчал, то что-нибудь этакое говорил Рут насчет применимости той или иной картинки. Когда пленка кончилась, он зевнул и попытался откланяться.

— Мне нужно вернуться в гостиницу к пяти часам.

Зачем ему нужно туда вернуться именно к этому времени, он уточнять не стал.

— А как насчет рабочего материала? — спросила Рут.

— В любом случае в ближайшую неделю мы ничего снимать не сможем. Да и потом все будет зависеть от освещения. А я до той поры все это как раз и посмотрю.

— Как? Если на то, чтобы переснять, времени нет, где ты найдешь время на это? — Тон у Рут стал вдруг довольно резким. — У нас есть просмотровая, у нас есть проектор и материал—и все это прямо здесь и сейчас.

Витторио вздохнул и опустился обратно в кресло. Рут повернулась к Солу:

— Ты не против? Если мы сейчас посмотрим рабочий материал, а к последнему ролику вернемся потом?

— А почему я должен возражать? Я давно хотел посмотреть на то, что вы делаете.

Квартиру, в которой велась съемка, он вычислил довольно быстро. На самом верхнем этаже здания, гордо возвышающегося на правом берегу реки, минутах в пятнадцати ходьбы от его собственною дома. Эти вычурные окна, от потолка и почти до самого пола, не узнать было трудно. В начале сцены Поль Сандор стоял рядом с одним из этих окон, опершись рукой о стену, и что-то высматривал. Одет он был в джинсы и облегающий свитер. Через несколько секунд он подходил к окну. То, что привлекло его внимание, явно приближалось к дому. Когда угол зрения стал совсем острым, он прижался щекой к стеклу, и, хотя виден был почти один только силуэт его фигуры, вид у этого силуэта был явно озадаченный. Потом за спиной у него происходило что-то такое, что отвлекало его от прежнего занятия. Он разворачивался лицом в камеру.

В дальнем конце комнаты, совершенно пустой, если не считать нескольких беспорядочно расставленных стульев, в дверях стояла Лиза Англюдэ. В полутьме актриса была едва видна, но, когда она подошла к Полю, Сол заметил, что надетое на ней платье на самом деле не платье, а мужское пальто: она плотно запахнула его, как будто ей было холодно. Ступни и голени были голые. Губы у нее шевелились. Она явно сердилась.

Сандор покачал головой, и они начали кружить друг вокруг друга, а камера, в свою очередь, объезжала их в противоположном направлении. Лица их то появлялись, то исчезали, его — ироничное и отстраненное, ее — само презрение.

Идущий из окна свет обострял черты. И тут вдруг Лиза посмотрела прямо в камеру, состроила рожицу и рассмеялась.

— Забыла текст, — сказала Рут Солу.

— А какой у нее был текст?

— Она говорит: «Затрахали меня старики». Поль ее спрашивает: «И сколько раз они тебя трахали?» И тут она пытается его ударить.

Пленка пошла снова. На сей раз интерес Сандора к неизвестной сцене за окном носил куда более игривый характер, и оттого перемена настроения при появлении Лизы вышла более резкой. Они кружили, молча шевеля губами и глядя друг на друга. Она подняла руку. Он перехватил ее за запястье, и камера тут же отъехала, чтобы взять их обоих во весь рост, обнаружив при этом, что под пальто Лиза совсем голая. Они боролись без всякой киношной изящности, в конце концов Сандор оттеснил ее к окну и прижал к стене. Двигался он как будто через силу, так, словно ему приходилось преодолевать весьма серьезное сопротивление, а партнерша его весила раза в два больше, чем на самом деле. Лиза в свою очередь старательно отыгрывала свою часть сцены движения, вырывалась и строила злые гримасы. Финальный кадр был снят крупным, на высоте головы, вдоль стены: Лиза пятилась назад, пока ее затылок не занимал большей части экрана и не заслонял свет от окна; затем, следом за ней, кадр занимала голова Сандора. Он не то наклонялся, чтобы поцеловать ее в шею, не то в полном изнеможении прижимался лбом к оштукатуренной стене. Все, конец сцены.

— Слишком сложно. Перемудрили, — сказал Витторио, поставив локти на спинку стоящего впереди него кресла и угнездив подбородок в ладонях.

— Когда он уже прижал ее к стене. Слишком вяло. Ничего не происходит, — отозвалась Рут, — Она должна ссадить плечо о стену, ты помнишь? Так, чтобы осталось пятно крови.

— И все это не снимая пальто? — поднял бровь Витторио.