Аква-битва завершилась так же быстро, как и началась. Все смеялись, кроме Миланы, у которой потекла тушь. Мне даже стало её жалко. Однако в душе возникло ощущение праздника, на дорожках сверкали под солнцем лужицы, на газонах и у веранды впору было лягушек разводить.
Довольные йоги пошли за полотенцами, только Артём никуда не торопился. Его глаза смотрели прямо в мои и смеялись. Я забрала у него из рук шланг и с самым деловым видом начала его сворачивать, словно это было жизненно необходимо... Впрочем, мне и в самом деле категорически требовалось отвернуться и не смотреть на этот облепивший торс белый трикотаж, на широкие плечи, сильные руки и блестящие глаза. Подумаешь, мокрый мужчина! Я сворачиваю шланг. Я шланг сворачиваю. Шланг я... Тьфу!
Я снова будто бы случайно глянула на него, одёрнула себя и пошла, наматывая шланг на руку, по дорожкам, как Тесей по нити Ариадны, лишь бы подальше. Я ответственная, и у меня шланг, и мысли о том, что моей кожи тысячу лет не касался мужчина тут ни к чему! Совершенно ни к чему!
Шланг был бесконечным, а сад запутанным, не хуже пещер Минотавра. Уже в шаге передо мной высился увитый зеленью забор, я обернулась и поняла, что всё это время Артём шёл за мной и откровенно пялился. Это его игривой полуулыбкой мне прожигало спину, плечи и ямочки под коленками, и растворяло мозг. И вдруг до меня дошло: да ведь я же тоже мокрая насквозь! Даже тонкий джинс облепил меня так же, как и его! И этот наглец тащится за мной, как кот за колбасой на верёвочке! О, нет...
Я засуетилась, споткнулась, угодив ступнёй в хитросплетения барвинка в конце дорожки и полетела вперёд. Артём прыгнул меня ловить, я выронила шланг и вытянутыми, как Петрушка, руками уперлась в увитый зеленью забор. Тот поддался, и мы с Артёмом вместе упали в какой-то проём. Бетонный пол встретил нас недружелюбно.
— Ой! — вскрикнула я, больно ударившись плечом. Непонятно, почему я не приложилась о него головой.
— Чёрт! — вторил Артём.
Шланг произвольно закрутился вокруг наших ног, наши коленки оказались совсем рядом. Коснулись. Горячие. Я забыла, как дышать. А изумлённый падением Артём глянул мне за ухо и... рассмеялся.
— Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу! Тебе больше нечего скрывать!
Он выпустил меня и сел, потирая плечо, на которое пришлась моя голова при падении. Я тоже села, красная, как рак, и обернулась.
Мы были на пороге подсобного помещения, и здесь стояла не только большая стиральная машинка для профессионалов, но также посудомоечная, сушилка, две гладильные доски, два утюга, стеллажи с бытовой химией, швабры, вёдра, щётки и, кажется, морозильная камера. Артём хохотал.
Отчего-то я почувствовала себя уязвлённой: он мог посмотреть мне в глаза, а разглядел только бытовую технику! Буржуй и эксплуататор!
Но вслух я сказала только:
— Вуаля! Кто нашёл, тот и пользуется. Это был квест.
Встала и ушла гордой походкой в закат, точнее, прихрамывая, — в каморку под лестницей. Зато очень гордо!
"Это знак! — бурчала я про себя, как старая бабка, смазывая едва заметную ссадину на предплечье йодом. — Точно знак, и он говорит: нечего заглядываться на всяких проходимцев! На курортах все врут, срабатывает эффект железнодорожного вагона: увидел, поразил, забыл. Кстати, если он не соврал, то всё ещё хуже. Ненавижу мажоров! И мне одной хорошо! Не нужно мне ничего! Я прекрасна и самодостаточна!"
Я переоделась в сухое платье, похожее на длинную футболку с капюшоном, вытерла полотенцем волосы.
На кухне «для бедных» грюкнуло. Зашумел электрочайник. Из крана в мойку потекла вода.
«Лизочка, наверное. Или пара из Севастополя. Этот же руки запачкать боится...»
Выглянула за шторку в стене. Нет, это был Артём. Тоже переоделся, волосы взлохмачены, как у мальчишки. Он что-то делал у стола.
«Не выйду, пока не отправится в свой поход», — подумала я, продолжая за ним наблюдать, как из логова шпиона.
Заметила, что у Артёма есть лёгкая асимметрия в лице. Словно привык улыбаться с хитрецой и порой кривовато, потому что не искренне. Лоб высокий. Подбородок упрямый. Лицо человека, который знает, что умеет нравиться и пользуется этим. Хуже того: привык, что все клюют, и потому достаточно небрежно улыбнуться и сказать: «Я миллиардер». Фу!
Я глянула на себя в зеркало: обычная, совсем обычная, каких много ходит по улицам. Стройная, но не спортивная. Нос курносый. Губы как губы. Глаза невыразительные, брови в порядок не привела. И цвет волос дурацкий: моль, сорт второй, выцветший.
Созерцание собственной заурядности вызвало ещё большее раздражение. Зато я пришла к весьма определённому выводу:
«У нас с ним ничего общего быть не может! И он мне ничуть не нравится. Даже не поинтересовался, не ударилась ли я? И со шлангом не помог. Разве нормальный мужчина так ведёт себя? Допустим, он не испытывает симпатии, но где же вежливость, благородство? Или миллиардерам всё это ни к чему? Ну да, я же прислуга!» Я снова чуть не подскочила на месте, ужаленная вспомнившимся оскорблением. Служанкой я никому не буду, я скульптор, вот вам!