В ней жила птица

 До этого у них никогда не было близких отношений. Сокольников понимал, что это неправильно, и все же вел себя таким иезуитским образом. Она была ему  дорога и он почему-то боялся испортить сексом их отношения. Как он потом понял – это была его главная ошибка, та причина, по которой Анечка ушла сначала к 'другому', а потом и к  дипломату. Если женщина здорова, ей непременно нужен мужчина во всех отношениях, чтобы она не говорила.

 Начало смеркаться. Он закурил прямо в постели. Она лежала к нему спиной, уткнувшись  носом в щель между кроватью и стеной. Хотел заговорить, но не стал. На душе было как никогда хорошо,  наполнено, осмысленно.  Именно этого он, видимо, хотел тогда, давно, но так ничего и не получил.

 Встал, надел тапочки, прямо на голое тело накинул ее шубу, вышел на улицу. На низком небе застыли серые тучи. Над лесом, который находился недалеко от дома, сыпал снег, а здесь было чисто и безветренно. По деревянной дорожке отправился в туалет, но уже дойдя до него, решил непременно принять душ. Бывший муж Анечки позаботился об электрическом котле, который исправно снабжал и дом и душевую горячей водой.

 Я даже не спросил, как его зовут, – растирал по лицу горячие струи воды Сокольников. – Хотя, какая разница. Анечке он определенно еще нужен, только вот зачем понадобился ей я? Картины Моне. Камилла живая и мертвая.

Неожиданно Сокольникову стало холодно, он прибавил горячей воды. Мертвая, черт возьми. Боже, неужели…? Наскоро вытерся, выскочил во двор. Уже навалились густые сумерки, но снег так и не пошел. Ватная стена по-прежнему висела над лесом. Со стороны дороги горели неяркие фонари.

 Быстро пошел к темному дому, в прихожей включил свет, потом нащупал выключатель в комнате. Она сидела в кресле в цветной накидке гейши. Возле ног – раскрытый трехцветный веер. Руки  скрещены на животе, голова склонена на бок. На журнальном столике Сокольников сразу увидел распотрошенную пачку феназепама и высокий стакан с вином. Подскочил, схватил Анечку за лицо, оттянул веки. Или глубокий сон или кома, или… Об этом даже не хотелось думать. Пачка транквилизатора была почти пустой.  Не зная, что делать, стал трясти Анечку, бить по щекам. Она ни на что не реагировала. Руки его тряслись, голова кружилась. Наконец схватил мобильник, набрал '03'.

 Так и сидел напротив Анечки с мокрой, непричесанной головой. Мозги, казалось, вот – вот разорвутся. Медики, как ни странно, появились через десять минут.

 -Вам повезло, – сказал высокий врач в очках, заходя в комнату. – Мы были по вызову на станции. Какой-то тип под электричку прыгнул. Что у вас здесь? Транквилизаторы. Понятно. Пульс нитевидный. Давайте в машину.

 Сокольников быстро надел куртку, собрался тоже садиться в реанимобиль. Врач его остановил:

 -А вы останьтесь. Сейчас полиция приедет. Вдруг это вы ей лекарства в вино подмешали. Так что ждите.

 Анечку быстро загрузили в машину. Сокольников задал странный, как ему показалось, вопрос:

 -Жить будет?

Врач пожал плечами:

 -Откуда я знаю. Надейтесь.

 -Куда повезете?

– В Куровское.

 Он метался по дому, как раненный зверь. Съездил в гости! Ну, Анечка! Ну, спасибо! Вот какую неожиданность ты мне приготовила. Опять использовала. Другого подходящего свидетеля  для ухода в мир иной не нашла. Вовремя я тебе подвернулся. Гейша, черт бы тебя побрал!

 На стене забили ходики. Один глаз на кошачьей морде не вращался.

 Сейчас полиция появится, а тут картина Моне. И Анечка почти богу душу отдала. Почти… Хм… На кого подумают? Конечно на меня. Из-за картины, скажут, и решил угробить. Не отмашешься! Могут и в клетку посадить.

 Схватил картину, обмотал тряпкой, лихорадочно начал искать, где ее спрятать. Подпол!  Нашел люк в коридоре, рванул за железное кольцо,  опустил в черную пустоту историческое полотно.  Оно упало с грохотом, треском, вероятно, сломалась рама.

 Полиция тоже не заставила себя ждать.

 -Вам повезло, – сказал следователь. – Мы были по вызову на станции.

 -Знаю, – перебил его Сокольников. – Кто-то под паровоз прыгнул.

 -Откуда такая осведомленность? А вы кем, собственно, приходитесь пострадавшей?

 Долго,  путано объяснял Сокольников откуда и для чего он здесь появился, не зная сам толком ответа на вопрос 'для чего'.

 По лицу следователя было заметно, что он не верит ему.

 -Вы ее били?– спросил он.

 -Зачем?

 -Не знаю. Какой-нибудь конфликт, ссора.

 -Мы не ругались.

 -Почему же она отравилась?

 -Спросите у нее.

 -Спросим, если выживет. А вы молитесь, чтоб не померла. Очень некрасивая история. Для вас.

 -Да уж, ничего хорошего.

 -Вот и я говорю.

 Бессмысленный разговор или допрос продолжался еще как минимум час. Хорошо, что у Сокольникова оказался с собой паспорт. Лейтенант полиции записал все его данные, номера телефонов. Подписку о невыезде брать не стал, но посоветовал никуда не отлучаться из Москвы.

 Оставшись в пустом доме, Сокольников первым делом выпил вина. Стены,  мебель,  разбросанные по комнате вещи казались ему  неестественными, декорациями к какому-то виртуальному спектаклю. Он не мог поверить в случившееся. Да, главное, чтобы она выжила. А там я из нее сам душу вытрясу. Дрянь!