В небе - гвардейский Гатчинский

Экипажи действовали четко и уверенно, хотя большинство впервые выполняло боевое задание. Столь необходимые нашим войскам вооружение, боеприпасы, продовольствие непрерывным потоком падали в заданный квадрат. Мы были рады, что при нашей помощи с рассветом вновь оживут умолкнувшие орудия и пулеметы подразделений 2-й ударной.

Когда после посадки мы прибыли на командный пункт, там уже находились экипажи самолетов, прилетевших ранее. Штурманы писали боевые донесения, а командиры, другие члены экипажей, возбужденные и довольные, громко делились впечатлениями, поздравляли друг друга с первым боевым вылетом.

Впоследствии день 1 июня стал нашим полковым праздником. Приказом по соединению он был установлен как день окончания формирования полка и начала боевых действий.

ТРУДНАЯ НОЧЬ

Войскам 2-й ударной армии все еще не удавалось прорвать кольцо окружения, и они вели тяжелые, кровопролитные бои с превосходящими силами противника.

Чтобы сорвать снабжение окруженных частей по воздуху, враг подтянул и сосредоточил в этом районе зенитную артиллерию и соединения ночной истребительной авиации. Теперь наши экипажи при десантировании находились под непрерывным обстрелом зенитной артиллерии врага, а при хорошей погоде подвергались и атакам ночных истребителей. Мы стали нести боевые потери.

На всю жизнь запомнили многие из нас ночь на 22 июня. Мой самолет оказался неисправным - на одном из моторов устраняли дефекты, и я был свободен. Воспользовавшись этим, я решил дать "провозной" полет экипажу лейтенанта Михаила Бурина, прилетевшему в этот день на пополнение нашей группы.

Стояла безоблачная погода с отличной горизонтальной видимостью. Когда мы еще подлетали к линии фронта, над окруженными войсками уже кружились наши самолеты. Одни в вираже у самой земли сбрасывали грузы, другие снижались. Картина была уже знакомой, но мне показалось, что в ней чего-то недоставало, не было каких-то ярких деталей, впечатавшихся в память и сейчас как бы вырезанных из общей панорамы. Недоставало ярких вспышек выстрелов зенитной артиллерии противника.

Это настораживало. Не стреляют зенитки - жди атак истребителей. Поэтому я приказал экипажу смотреть в оба и быть максимально бдительными. Сделал я это вовремя.

Истребители неожиданно и одновременно атаковали с разных направлений, обрушились на наши медленно шедшие в кильватер, хорошо видимые в светлом, безоблачном небе огромные корабли. Через несколько секунд, потрясенные, мы увидели, как огненными факелами беспорядочно падали три наших самолета.

Через радиста передаю летящим за мной самолетам и одновременно на командный пункт сообщение об атаках вражеских ночных истребителей: командую борттехнику Хмелькову выпустить шасси, а сам, убрав секторы газа до минимума, отдаю штурвал и почти отвесно веду машину к земле.

Михаил Бурин инстинктивно тянет штурвал на себя, опасаясь, что самолет не выдержит такого крутого и стремительного снижения. Но с самолетом ничего не случилось. Почти у самой земли мы перевели его в горизонтальный полег и на малой высоте вышли в расположение окруженных войск.

Пока мы кружились в общей карусели транспортно-десантных самолетов, а штурман с бортмехаником и радистом сбрасывали десантные мешки с боеприпасами, над нами высоко в небе то и дело вспыхивали неравные воздушные схватки, после которых, загоревшись, упали на землю еще несколько наших транспортных машин.

Сбросив последний мешок, мы не стали набирать высоту, а решили возвращаться к себе на бреющем полете: зенитчики не так опасны, как истребители.

Но благополучно перелететь линию фронта не удалось. Напряженно вглядываясь вдаль, мы увидели впереди железную и шоссейную дороги, идущие с Новгорода на Чудово. Здесь - линия фронта. Только подумал я об этом, как немцы открыли по самолету ураганный

Огонь из всех видов оружия. Изменять курс не было смысла, да и поздно было, оставалось рассчитывать только на счастье... На несколько мгновений в кабине стало светло, перед самыми глазами замелькали светлячки трассирующих пуль, раздался скрежещущий удар по правому крылу, затем по носовой части, машина несколько раз вздрогнула - и вышла из обстрела.

Некоторое время молчим. Постепенно напряжение спадает, борттехник в боковые окна осмотрел моторы - повреждений нет, пожара не видно. Все облегченно вздохнули.

- Ну как, Михаил Иванович? Получил боевое крещение? - спрашиваю Бурина.

- Мы-то отделались испугом, а машине фрицы здорово влепили, - спокойным тоном замечает штурман лейтенант Шишмаков. Как бы в подтверждение его слов медленно начинает падать давление масла на правом моторе. Чтобы не загубить мотор, переводим винт на большой шаг и выключаем его. Незагруженный самолет легко летит и на одном моторе В прохладном и прозрачном предрассветном воздухе.