В небе - гвардейский Гатчинский

Приближалась линия фронта, шутки сменила напряженная сосредоточенность, командиры кораблей и наши штурманы внимательно осматривали небосвод, особенно вблизи облаков, из-за которых нас могли внезапно атаковать вражеские истребители. Над линией фронта нас обстреляла зенитная артиллерия среднего калибра. Вблизи нас вспухли черные облачки разрывов. Ведущий несколько изменил курс, мы пошли за ним. Впереди, в синей дымке, на горизонте, вытянулось чулком Акатовское озеро, слева хорошо видно шоссе, забитое танками. На ведущем самолете открылись бомболюки, открывают их и наши штурманы. Как огромные черные капли, стали падать впереди нас бомбы... и вдруг застрочили башенные пулеметы на машинах Пономаренко и Богомолова, вокруг замелькали огненные стрелы очередей. Через мгновение сверху слева, навстречу нам, роем пронеслось несколько групп вражеских истребителей.

Начался неравный бой.

Врагов было восемнадцать - смешанная группа из одномоторных Me-109 и двухмоторных Ме-110. Нас было всего только пять.

И тут, в самый ответственный момент, наш ведущий сбросил газ и резко снизил скорость полета. Это было так неожиданно, что мы не сумели удержаться в строю и, едва не столкнувшись с самолетом Ц., пронеслись мимо и потеряли его из виду.

Боевой порядок распался. Враг этого только и ожидал. Сразу же начались стремительные атаки с разных направлений, темп их нарастал. Наши стрелки успешно отражали их. Били по врагу из пулеметов и штурманы Соколов, Агеев, Перепелицын.

В самую критическую минуту воздушного боя Володя Пономаренко взял командование группой на себя. Он вышел вперед и покачиванием с крыла на крыло подал сигнал "пристраивайтесь ко мне".

Отбиваясь от непрерывно атакующего врага, нашим двум парам удалось соединиться в плотный боевой порядок, и теперь уже объединенными силами мы повели бой.

Пушечная очередь "мессершмитта" приблизилась к самолету Захара Пружинина, как бы на миг задержалась на нем, а через мгновение машина Пружинина перешла в отвесное пикирование, вниз, в бездну... В тот же миг Ермаков и Аркуша поймали в прицелы этот "мессершмитт" и буквально разрезали его на куски. Одновременно очереди наших друзей настигли еще одного врага; второй Ме-110, оставляя за собой длинный шлейф дыма, стал падать к земле...

Теперь нас трое, но "мессеры", потеряв две машины, атакуют осторожнее и реже, одни из них производят отвлекающие атаки, другие парами атакуют с противоположных направлений. У стрелков нашего самолета израсходованы патроны, замолкли башенный и хвостовой пулеметы. Пара "мессершмиттов" ринулась на нас. Стрелки экипажей Пономаренко и Богомолова своим огнем прикрыли наш самолет. Но одному из "мессеров" удалось попасть в нашу машину и тяжело ранить Аркушу. Третий самолет врага при выходе из атаки попал под пулеметную очередь стрелка-радиста Хабарова из экипажа Пономаренко, загорелся, камнем полетел вниз. После этого атаки врага стали реже... Самолет Пономаренко под большим углом пошел к земле. Мы не отставали от него. У самой земли вышли из пикирования и перешли на бреющий. Немцы не преследовали нас.

Когда после посадки, разгоряченные схваткой, огорченные потерей товарищей, мы собрались обсудить обстоятельства боя, над аэродромом появился самолет. Разговор прервался. Мы напряженно старались разглядеть номер машины - какая же из двух потерянных возвращается домой? Не скрою, все мы надеялись на чудо, надеялись, что возвращается самолет Захара Пружинина. С особенным нетерпением ждал посадки прилетевшей машины Пономаренко: Пружинин был не только его первым инструктором в Батайской летной школе, но и самым близким другом. Но когда после посадки самолет подкатил к стоянке, мы увидели номер: на свое место заруливал Ц.

Оказалось, когда Ц. остался один, он вошел в облака. Благополучно избежав опасности, он и при возвращении использовал для маскировки гряды кучевой облачности...

Всем было тягостно в присутствии этого командира.

Забрав из своих самолетов летную документацию, мы пошли писать боевые донесения.

О случившемся доложили командованию полка. Был сделан подробный разбор нашего боевого вылета со всем летным составом. Командир полка Голованов обстоятельно вскрыл и разобрал ошибки, допущенные в начале боя, отметил наши правильные и согласованные действия, когда мы, оставшись без командира, сумели отбиться от значительно превосходящих сил противника и даже сбить три истребителя.

Через некоторое время Ц. покинул наш полк. Он был откомандирован на учебу. Очевидно, у нашего командования не было другого способа избавиться от потерявшего доверие летчика. Мы ничего не имели против, никто из нас не захотел бы лететь в бой вместе с ним.

Все летчики, близко знавшие Захара Пружинина, а таких в нашем полку было много, с большой горечью и сожалением восприняли весть о его гибели. Не хотелось верить, что среди нас не будет больше сильного, жизнерадостного, с задорными искорками в серых глазах, рано поседевшего старшего товарища, отличного летчика и мужественного воина.