В море Травкин

Иван Васильевич приказал сигнальщику передать фонарем свои позывные. Тут же, прощупывая огоньками тьму, к лодке потянулись пулеметные трассы. Взвились в воздух разноцветные ракеты. Корабли оказались вражескими. «Щука» срочно погрузилась, и тут же загрохотали глубинные бомбы. Прибавив обороты электромоторам, Травкин повел лодку на большие глубины. Поступил тревожный доклад из первого отсека:

— В отсек поступает вода!

Оказалось, что она поступала из дефферентной цистерны. К счастью, пробоину удалось быстро заделать.

— Над нами три катера! — доложил гидроакустик.

Мироненко слушал шумы кораблей и каждые две-три минуты сообщал о маневрах противника, хотя по его барабанным перепонкам били многократно усиленные гидрофонами подводные взрывы. И так два с половиной часа.

— Ничего, все равно уйдем, — успокаивал Травкин подчиненных.

Когда лодку нужно срочно загнать под воду, стремятся уравнительную цистерну заполнить побыстрее, порой и с «перебором». Главное ведь скорее оторваться от противника. Так случилось с кораблем Ивана Васильевича. При срочном погружении в уравнительную цистерну набралось воды свыше нормы.

Следует отметить, что вахта на горизонтальных рулях наиболее трудная на лодке. Рулевой-горизонтальщик (это обычно многоопытный боцман) удерживает корабль на заданной глубине: не дает касаться дна или, когда он, облегченный после выпуска торпед, норовит всплыть на поверхность.

И вот на «щуке» создалась угроза, что она начнет «цеплять» дно, поднимутся ил, песок — это демаскирует корабль. Чтобы облегчить лодку, следовало откачать воду из уравнительной цистерны, но никак не удавалось запустить турбонасос. Отказало пусковое устройство. Тут четко сработал старшина 2-й статьи Борис Бойцов. Коммунисты не случайно избрали Бойцова секретарем партийной организации корабля. У него особое чутье и уменье оказываться там, где он нужнее всего, рядом с человеком, который в настоящий момент больше всех нуждается в помощи.

Борис быстро разобрался в неисправности и на этот раз. Через считанные минуты турбонасос закрутился. Но командир корабля понимал, что шум откачивающего воду агрегата услышат вражеские гидроакустики, поэтому приказал включать его только в те минуты, когда будет рваться очередная серия глубинных бомб.

Так под одобрительный аккомпанемент вражеских кораблей откачивали лишнюю воду из уравнительной цистерны. Лодка стала хорошо управляться. Это облегчило положение, но за «щукой» по-прежнему следовали корабли. Неподалеку от нее рвались бомбы. Лодку бросало из стороны в сторону. Все старались держаться за что придется, чтобы не упасть, не разбиться самому, не разбить какой-либо прибор.

Командир дивизиона Гольдберг, предоставив свободу действий опытному командиру, беседовал с одним из матросов о Ленинграде. «Его ход» Травкину понятен — пусть понимают люди: к базе идем, все туда хотят. Благополучно прибудем, командир опытный, комдив не вмешивается ни во что.

Очередная серия бомб рванула неподалеку от лодки. Все попадали, устоял на ногах один Гольдберг. Он сразу увидел первую же появившуюся неисправность, показал трюмному на привод кингстона цистерны быстрого погружения:

— Подожмите, подожмите скорее.

Из аккумуляторной ямы запахло сернистым газом. Это выплеснувшийся из банок электролит смешался с проникшей в трюм забортной морской водой. После следующего сильного взрыва на правой ходовой электростанции произошло короткое замыкание, возник пожар. Электрик старший краснофлотец Гримайло голыми руками срывал с проводов горящую изоляцию и успевал выполнять команды об изменении скорости хода.

Противолодочные корабли вцепились в «Щ-303», словно голодные акулы в долгожданную добычу. Вокруг корабля рвались бомбы — 96 за 40 минут… Гас свет, метались стрелки приборов, сыпалась с потолка пробка. Из своей рубки выглянул радист Широбоков:

— Мое терпение кончается, у врага бомбы тоже.

Но не кончились у сменявших друг друга преследователей бомбы. От ударов избавило то, что Травкин сумел вывести лодку на большие глубины.

Тринадцать суток подводная лодка находилась в боевом соприкосновении с противником. Она прошла 330 миль под водой. Моряки часто не получали горячей пищи. Но все то, что произошло, не казалось таким уж страшным. Никто не убит, не ранен. Все же беспокойство не уходило.

— Если нас так и дальше будут встречать, — сказал Травкин Гольдбергу, — ни я, ни корпус лодки не выдержим.

— А я железный? Что предлагаешь?

— Возвращаться в базу самостоятельно, не ожидая тральщиков и катеров.

— Я на твоем месте поступил бы так же!

Травкин увел корабль из опасного Нарвского залива и, попросив комдива управлять кораблем, нашел Гримайло. Не успевший умыться, черный, закопченный, с наскоро перебинтованными руками, он широко улыбался, словно хотел спросить: «Приняли меня в походе в партию. Оправдал я доверие?»

— Вы настоящий, коммунист и настоящий подводник! — сказал ему Иван Васильевич.

Это была, наверно, высшая похвала в устах требовательного командира «щуки».