В море, на суше и выше...

Офицер не промокает. В крайнем случае, только со щиколоток, потому что наш прорезиненный плащ до этого места доходит, и вся влага со всей туши во время проливного дождя собирается именно там, после чего она стекает в ботинки. Кто не понимает, о чем это я, тот пусть наш плащ оденет.

А вот зонтик офицеру нельзя. Ни к чему. Представьте себе офицера и с зонтиком? Вот это легкомысленное поднятие руки с этим приспособлением против грозы, ну, не чушь ли? Чушь! И командующий вам так скажет. Он нас собрал как-то и заявил: «Офицер с зонтиком — это чушь!»

Поэтому не промокаем под проливным дождем. Идем по дороге и не промокаем. Часа три осталось идти. У нас только Трофимыч в плаще, похожий на рыцарей Внеземелья, а остальные — так, на кур похожи.

За исключением Петра. Тот, чудила, с зонтиком. Но его и за офицера никто не считает, потому что он на два года из института призван. И когда его спросили как-то, почему, в нарушении последнего распоряжения, он с зонтом, то ответ его был: «Так ведь льет же!» — хуйня какая-то, а не офицер.

Офицер — это когда молча.

Блядь, еще два с половиной часа чапать. Идем такой стаей: впереди рыцарь Трофимыч, за ним Петруша с ерундой, потом мы трое. Это мы на совещание перемещаемся в соседнюю базу — ну, хоть бы колымага какая — все мертво.

Проходит еще полчаса — ну, невмоготу же!

И вдруг из-за бугорка доносится урчание автомобиля. Машина!

Видели ли вы офицера, услышавшего за пригорком машину? Он встрепенулся, как боевой сыч! У него глаза, как золотые плошки! А речь-то, речь — просто не унять.

Машина только показалась — а мы уже готовы к нападению. Не уйдет, мы ему дорогу перегородили. Трофимыч-рыцарь руки растопырил и превратился в крест с плащаницей, Петр трясет своей ерундой, а мы по бокам. Не уйдет.

А машина и не уходит, притормаживает, и тут мы на нее бросаемся. Влетаем на борт и... и тут, мне начинает казаться, что время остановилось. Уж очень долго я в нее падал. Она, оказывается, отходы пищевые везла. Обычный грузовик, прорезиненным брезентом дно и борта выложили, а потом вот это жидкое туда и налили. Вот почему она ехала медленно, расплескивать не хотела.

Я, когда, наконец, в это говно упал, то заметил, что все наши в нем уже сидят, причем, Трофимыч, как настоящий рыцарь, отплевывается.

Шофер вышел, обошел, взобрался к нам и говорит: «Вылезете или же поедем?» — и тут все как заорали: «Едем, блядь!» — и мы поехали. Сидя и молча, а Петр над всем этим свой зонтик держал.

Ну, не хуйня ли?

В Змеином

У нас в Змеином много кораблей. Все больше военных. И вот пришло время получать шило, то есть, спирт. Почему с вредом для здоровья, о котором я скажу ниже, его получали вместе с перекисью водорода, причем в очень похожих друг на друга банках, которым эти сволочи на погрузке тут же крышки с бирками поменяли, чтоб потом то шило стибрить и распить, я не знаю.

Но только старпом, старший на борту в отсутствии командира, получив почти сто процентную перекись водорода вместо спирта ректификата, до того был уверен в том продукте, коий ему с ходу поменяли на другой продукт, не менее обжигающий, что сейчас же собрал всех в кают-компании, налил себе стопку, тщательно, со слезой в глазах, разбавил ее водой из особого молочника, после чего со значением произнес: «Чтоб для нас эта влага никогда не кончалась!» — и, запрокинув голову, выпил.

Какое-то время он еще продолжал стоять, что позволило заметить скорость химической реакции, а потом он бессознательно упал, и розовая пена у него из горла пошла, все тарелки затопив.

Старпома головой под кран в буфетной, — но, сперва, все же понюхали: «Как тебе? Это, все-таки, не спирт, по-моему?» — и воткнули ему в глотку шланг и, сгоряча, конечно, сильно кран открыли.

Старпома, от гидравлического удара, развернуло на спасателей, и он на них воду длительное время извергал, как окаменевшая рыба в фонтане. Таким образом, его спасли.

А потом все взялись за тех паршивцев, годков, что всю эту подмену и устроили.

Шила удалось вернуть только половину, и вторую половину искали, угрожая пытками, но до ночи ничего не нашли.

Ночью у матросов мичмана отобрали еще два литра.

А что делают мичманы, отобрав у матросов два литра? Они в два час ночи садятся и празднуют победу.

Но это, если только их в два тридцать, не находят офицеры. Те отбирают у мичманов спирт, отправляют их спать, и... сами накрывают на стол.

Утром корабль не встал. Он вообще не проснулся. И такая ерунда, как «подъем флага», тоже не получилась.

И командира, отсутствующего накануне, никто не встретил, и у трапа никто не стоял, и в рубке никто не был...

Командир, вступил на корабль, а потом он начал по нему, от одиночества, красться, но... везде было пусто.

Только в объятиях ватервейса он нашел одного. Он поднял его за шиворот.

— Что тут случилось! — спросил он у тела.

— Ой, бы-ля! — был ему ответ.

Про крыс

Это просто бедствие какое-то, клянусь, чем хотите.

Две крысы занимались любовью в ГРЩ где-то в 6-м отсеке, то есть, трахались не покладая.

Ну, он и полыхнул, как и предполагалось.