В море!

Слушая разные нежности и, между прочим, получив комплимент, что "Нике очень идет статское платье", Ника не переставал все-таки думать о предстоящем объяснении... Нельзя ли его отложить, по крайней мере... хотя на день, на два... А то как же сразу огорошить ее известием, что он уходит в Тихий океан?... Положим, валерьян его не испугает, но все-таки... И надо же, наконец, объяснить ей, что он недостоин, что ли, ее любви и... и вообще... не настолько любит, чтобы связать с ней свою судьбу. Надо уяснить ей все это... А еще лучше бы ничего не говорить об уходе в Тихий океан. Через неделю "Грозный" уйдет из Виллафранки... Можно в день ухода отправить ей письмо, подробное письмо, в котором добросовестно изложить все обстоятельства, обещав сохранить о ней навсегда благодарную память, и дело с концом... Тю-тю! Ищи его! Небойсь, в Тихий океан адмиральша не приедет требовать любви и объяснений... Далеконько! "А какая же, однако, она хорошенькая, эта адмиральша!" - внезапно прервал свои размышления Скворцов, взглядывая на Нину Марковну.

- Что, постарела я? - кокетливо спросила она.

- Напротив, такая же хорошенькая, как и была, - совсем уже искренно проговорил Скворцов.

И неожиданно спросил:

- А что поделывает Неглинный? Он мне не пишет ни строчки.

- Неглинный? - протянула, слегка краснея, адмиральша и сделала такую гримаску, что Скворцову вчуже стало жаль своего друга. - Ничего, здоров, философствует и изредка заходит к нам...

- Он, кажется, влюблен в тебя до безумия?

- А ты откуда знаешь?

- Догадался из его единственного письма ко мне...

- А может быть, хотя он и не удостоил меня чести признания, - промолвила адмиральша, усмехнувшись...

- Страдает молча, бедный Васенька?

- Не знаю... Пусть себе!.. И вообще твой Неглинный, хоть и добрый человек, но...

Адмиральша остановилась на минутку, вспомнив, каким балбесом вел себя Неглинный в течение лета, и, бессовестно забыв остальные его заслуги в качестве идеального комиссионера, с презрительной усмешкой прибавила:

- Но, по правде говоря, невыносимо скучен... Он не может нравиться женщинам... А ты, Ника, уж не ревнуешь ли к своему другу? Нашел к кому ревновать! - расхохоталась адмиральша. - Да разве я тебя на кого-нибудь променяю, моего ненаглядного?.. Я ведь до конца моих дней твоя, верная твоя Нина, и ты мой...

"Ну, это шалишь!" - подумал в ту же секунду Скворцов, охваченный внезапным страхом от такой приятной перспективы дальнейшей своей судьбы. Но он малодушно промолчал, тем более, что карета подъехала к подъезду, и представительный, с превосходно расчесанными бакенбардами швейцар вышел отворить дверцы.

Тотчас же явился не менее представительный господин во фраке, хозяин гостиницы, и пригласил приезжих посмотреть комнаты. Адмиральша выбрала себе хорошенький, мило убранный номер в две комнаты и когда подала свою карточку, то хозяин, и без того любезный, стал еще любезнее.

- А для вас тоже нужна комната? - спросил хозяин Скворцова.

- И брату нужна, - поспешила ответить адмиральша, заметив колебание молодого лейтенанта.

"Однако, - подумал Скворцов, - она мною распоряжается, как собственностью!" - и покорно последовал за хозяином.

- Через четверть часа приходи, Ника, - кинула вслед адмиральша. - Я тебе расскажу о моих планах... Будешь доволен.

Хозяин повел было Скворцова в номер того же этажа, но тот благоразумно попросил его отвести ему комнату повыше и не очень дорогую.

Оставшись один в номере, Скворцов заходил по комнате, полный внезапной решимости немедленно же объясниться с адмиральшей. Подло же в самом деле ее обманывать.

Но когда он вошел к адмиральше, и она, только что переодевшаяся в изящное парижское платье с вырезным воротом и с короткими рукавами, красивая и, казалось, помолодевшая, бросилась к нему навстречу и, обняв его шею руками, прильнула к его губам, вся трепещущая от счастья, - Скворцов, несмотря на свое твердое намерение объясниться, вместо объяснений безмолвно сжимал адмиральшу в своих объятиях.

После первых безумно-страстных минут свидания после долгой разлуки, адмиральша, поправив свою смятую прическу, заалевшая и счастливая, присела на диван и, усадив возле себя Скворцова, стала, излагать свой план.

План в самом начале был заманчивый.

Она хорошо понимает, как Нике тяжела разлука, и как он не хотел идти в плавание. Неглинный ей об этом не раз говорил ("Нечего сказать, удружил!" мысленно шепнул Скворцов, обозвав про себя Неглинного идиотом). Еще год куда ни шло, но два года - это невозможно...

- И знаешь, Ника, что я придумала? - с победоносным видом сказала адмиральша.

- Что такое? - спросил далеко не весело Скворцов.

- Я попросила Ванечку дать письмо к Тыркову...

- К Тыркову?.. Зачем?

- Глупый! Разве не понимаешь? Чтобы он тебе по болезни, что ли, разрешил вернуться в Россию... Я сама хорошо знакома с Тырковым, - мы с ним большие приятели, - и попрошу его, он наверно не откажет... И тогда мы вместе уедем и проведем несколько месяцев вдвоем... Поедем в Италию, в Испанию, куда хочешь... Не правда ли, как хорошо?..