Иногда их поступки вызывают нечто вроде чувства недоумения. Один из них залез мне в ухо и вылез через нос, видимо проделав в моем мозгу ход. Я ничего ему не сказал, я замкнулся в собственной обиде и это было в общем-то неумно. Сейчас я думаю, что надо было объяснить ему напрямик, что своим поступком он, пожалуй, причинил мне вред. Я уверен, что он понял бы меня и сердечно извинился, пообещав впредь никогда не повторять подобного. Пожалуй, мы бы стали даже лучше относиться друг к другу. Но он пошёл своей дорогой, волоча подхваченную волосинку из моего носа, а я только с молчаливым укором глядел ему вслед. Кто знает, может быть и я, сам того не желая, обижаю их. Ведь достаточно мне двинуться, и это может стоить и жизни любому из них.
Они соорудили на моем животе свой термитник. Постепенно он разросся и поглотил мои ноги. Я попросил на летнее время оставить голову на воздухе, так что имею возможность ежедневно любоваться живописными окрестностями и вечно меняющимися картинами в небе. От меня им нужно только одно – мое тепло, я так предполагаю. Этого конечно нельзя утверждать со всей определенностью, я не вижу, что происходит внутри, да я и не слишком задаюсь подобным вопросом. Я полезен их обществу, и они платят мне тем, что кормят и поят меня. В науке это называется симбиоз или хозрасчёт. Грубые слова. Я бы назвал это союзом или содружеством. Что касается симбиоза, то я, честное слово, был бы несчастен, если бы мой хлеб мне доставался даром.
Иногда меня навещает Енот. Он приносит мне каких-нибудь лакомств, но чаще всего это лакомства на его взгляд. В свою очередь я предлагаю ему часть своих блюд, и тоже довольно часто невпопад. Из деликатности и скрытности мы не подаём виду, что ожидали другого и втайне жалеем извращённые вкусы друг друга. Но, по-видимому, есть много хорошего и в таком общении, и нет-нет, да и вспыхнет искорка настоящего дружеского чувства, и мы в молчании следим за неровным полётом бабочки или величавым шествием навозных жуков.
Я наблюдаю жизнь зверей во всей её первозданной непосредственности. У них свои радости и несчастья, любовь и голод, победы и поражения. Не далее, как вчера старая гадюка поведала мне о своей несчастной любви. Не буду занимать ваше внимание подробностями этой трогательной истории, скажу только, что я был растроган до слёз чистотой проявленных этим животным чувств и мудростью, с которой оно отнеслось к печальному исходу своей страсти. Я говорю – гадюка, она, на самом деле это был самец, мужчина, ибо только мужчина, по-моему, может чувствовать столь сильно и возвышено, в то время как женщина в любви – либо раба, либо злодейка, либо изменница. Видимо, отлично понимал это и сей достойный представитель пресмыкающихся, иначе я не могу истолковать то грустное дрожание его раздвоенного языка, когда он, израненный в боях, которыми изобиловала его нелегкая жизнь, медленно уполз на север, надеясь найти смерть во льдах и холодном мраке.
Я столь долгое время нахожусь уже здесь, что меня не удивляет храбрость зайцев и изящество медведей, благородство червей и добродушие лис, тонкий ум куропаток и добрый юмор диких свиней. От дождей и солнца кожа моя огрубела, и я думаю, что к следующему лету лицо моё покроется шерстью. Я нашёл свой уголок и как нелепый сон вспоминаю кишащие людьми города.
Сегодня в размеренное течение моей жизни ворвалось одно событие, которое я сам пока еще не могу истолковать.
Я увидел девушку, она шла по траве босыми ногами и держала в руках утюг. Девушка эта была само совершенство, я не возьмусь описать обыкновенными человеческими словами её лицо и фигуру. Тем более глупой была бы попытка подобрать определение тому, что светилось в её глазах. Только Всевышний языком плоти и духа мог свой недоступные нам идеи, создав это прекрасное существо. И только истинному художнику дано приблизиться к этой тайне и чуду – приблизиться, но не постигнуть.
Вывернув голову так, что заболела шея, я провожал её взглядом. Она прошла совсем рядом, и я, глупое и ничтожное создание, облепленное термитами, с мозгом, вытекающим из отверстия в носу, не смог удержаться и заговорил с ней.
–Девушка, – хрипло и торопливо проговорил я, – где вы достали утюг? Не могли бы дать мне его на время?
Она с улыбкой протянула мне этот утюг, и так руки у меня в термитнике, я схватил его ручку зубами. Она пошла своей неведомой дорогой, а я с утюгом в зубах застонал от горя. Я выпустил утюг и обжегся, потому что он был горячий.
–Девушка! – крикнул я. – Когда же я верну вам утюг?
Но она с улыбкой погрозила мне пальцем, и сказала:
–Мне не нужен утюг, – и продолжила свой путь, и вскоре исчезла.
Если очень сильно вывернуть шею, то краем глаза я могу заметить блеск утюга, откатившегося в сторону. Сейчас вечер, и шея у меня очень болит, но я снова и снова со стоном поворачиваю голову.
Что будет завтра? О том знает только Господь Бог.