В мире животных

– Папа!

Голос не останавливался,

– Отец!

Он не реагировал, стало понятно, что это звучит запись. Я подполз к диктофону, взял его в руки и в динамик несколько раз позвал отца, словно он сидел там в заточении, в этой коробочке. Устройство продолжало проигрывать запись. Опустив голову на уже тёплый пол, я разрыдался. Всё случившееся перевернуло с ног на голову мою жизнь, и ни одной знакомой, проторённой тропинки, ни привычной картины мира, ни тех, кто всегда был рядом. Выражением потрясения и знаний, которые были мне явно не по плечу, стал этот плач, надрывный и очищающий. Я чувствовал, что делаю правильно, что плачу, потому как это именно то место, где нужно это сделать, где тоска становится лечебной и освобождает тебя от сомнений, она покидает тебя, унося с собой всю тяжесть. Через какое-то время мне полегчало, и я просто лежал, слушая отцовский голос, не понимая, о чём он вещает. Затем он замолчал, моё внимание сразу включилось, решив, что лента кончилась, я собрался перемотать плёнку назад и ещё раз внимательнее переслушать всё, что упустил. Но тут же голос зазвучал вновь, и теперь уже я чётко понимал каждое слово, не отрываясь не на миг.

– Ты знаешь, мама не хотела, чтобы тебя звали Чивин. Она знала про шифр, Чивин Чирин – это Чирик-Чирик: напоминание тебе о том, кто ты есть, и одновременно твоя палочка-выручалочка в моменты крайней необходимости. Я думал тогда, что ты уйдёшь в противостояние, будешь сражаться и тебе пригодится твой шифр, но всё получилось иначе. Удивительно, что мы здесь и я говорю с тобой, удивительно, кто мы в этой мозаике, – помолчав, он продолжил. – В комнате есть дверь, ты не ошибёшься, здесь она одна. Открой её.