В мире актеров

К третьей части передачи образ Дельвига уже лишен для зрителя исторических и психологических наслоений, искажавших его облик. "Дай руку, Дельвиг" – пушкинская строка – ее заглавие. Пушкин в ней выходит на первый план и как бы приглашает нас взглянуть на прекрасную и трагически короткую жизнь своего друга. Адоскин делает вещь рискованную – вставляет в передачу стихи современного поэта. Но оказывается, что чувство историзма, присущее творчеству Давида Самойлова, его пристрастие к пушкинской эпохе гармонирует с тканью времени героя. Монтаж точен, стыка не видно. Современная поэзия принимает Дельвига в свой круг.

Нет, нет, не зря

хранится идеал.

Принадлежащий поколенью.

О, Дельвиг, ты достиг

такого ленью,

Чего трудом

не каждый достигал…

Но возвратимся к жанру. В отличие от Андроникова, Лакшина, Крымовой и других авторов и исполнителей Адоскин ближе к тому, что именуем мы театром одного актера. Очевидно, режиссер Л.Елагин оператор В.Качулин и художник А.Ефремов учитывают это обстоятельство. Передача начинается сценой, поставленной по стихотворению Пушкина "Художнику". В нем поэт вспоминает Дельвига при посещении мастерской скульптора Орловского. На экране антураж, намекающий на эту мастерскую, колонны, реквизит. Играют цилиндр, перчатки и веер в руках исполнителя.

Мне кажется, Адоскин мог бы позволить себе и большее. Конечно, значение предмета в такой передаче огромно... Неточно выбранный или излишне обыденный, он тотчас из символа превратится в иллюстрацию. И тем не менее искать в этом направлении Адоскин может. К тому же и паузы, право, нужны! Если в чем и можно упрекнуть исполнителя, так это в том, что, показав умение выстраивать напряженную драматургию текста, он меньше заботится о драматургии пауз. А ведь зрителю нужно время, нужен "воздух" для того, чтобы осмыслить услышанное, пережить тот или иной поворот в судьбе героя.

Итак, "Кюхля", "Пущин", "Дельвиг" – Адоскин не называл все это циклом "Друзья Пушкина", но ведь так счастливо получилось!

И п

у

том и кровью...

Когда смотришь этот фильм, – такое чувство, точно тебе не хватает дыхания.

Это фильм о том, как делается искусство, о том, в каком неистовом, первобытном труде выплавляется та капля чистого золота, что во всем мире известна как Ансамбль народного танца СССР под управлением Игоря Моисеева.

Тот, кто все еще думает, что искусство – это легко, что труд в нем – это какой-то "другой" труд, лишенный физических и нравственных мучений, тот, кто считает, что в этом труде есть паузы, которых, например, нет у него в его повседневной работе, и что паузы эти заполнены бокалами и букетами, или тот, кто всего этого не думает, но все-таки считает, что цветы и аплодисменты, эти внешние знаки успеха, и есть цель артиста, и есть его истинное счастье и что знаки эти – вполне достаточная награда людям, приносящим себя на алтарь нашей радости, – пусть посмотрит фильм "Перпетуум мобиле". Так называется лента Свердловской киностудии, созданная Майей Меркель по собственному сценарию.

Много дней кинокамеры стояли в репетиционном зале ансамбля, много дней крутились диски магнитофонов, записывая слова и ритм дыхания артистов, и тот странный язык, в который оформляется движение тела в устах Игоря Моисеева. Такой язык, что хочется составить словарь его, что подстегивает, поднимает, взвивает смертельно уставших артистов и заставляет еще раз, еще раз, еще раз повторять, повторять, повторять.

Вы видите, как машинально, чуть ли не украдкой массирует живот проработавшая девятнадцать лет в ансамбле Нелли Самсонова ("Он никогда не знал, что у меня побаливает печень. Он это и не должен знать...")

Вы видите, как после изящного и легкого показа держится за сердце сам Игорь Моисеев.

Вы видите и слышите, как плачет вконец измученная совсем юная дебютантка Гюзель.

Но вы видите и конечную цель этих усилий и страданий – тот внезапно, на ваших глазах из монотонного труда вылившийся порыв вдохновения, когда артисты обретают абсолютную власть над своим телом.

И тогда наступает танец!

В черно-белый фильм вступают цветные кадры концерта. Эти кадры — словно раскрашенные фигурки на белом невесомом фарфоре. А за кадром все звучит остроумная, деловая речь Игоря Моисеева, и мы начинаем разбираться в танце.

Горький любил говорить, что вдохновение – это не условие для успешной работы художника, это скорее результат ее. Редко когда справедливость этой мысли представала столь наглядно, как в этом фильме.

Да, потом и кровью оплачивается это искусство, но создается оно все-таки разумом!

Когда у танцовщиков не получается, их руководитель кричит

– Вы проворачиваете "мероприятие", а нужно провернуть танец! Это не одно и то же. Вы должны мозгом контролировать каждое движение!

Мозгом контролировать каждое движение – не правда ли, похоже на откровение? Привычно думать: в пляске может отдохнуть голова. Нет, не может, разве что в пляске, которая никогда не станет искусством.