– Прекратите! – как сквозь вату услышал я чей-то женский голос. – Сейчас же прекратите! – на удивление решительно командовала какая-то божья коровка. И, что удивительно, меня перестали бить. Более того, шумно дыша и тихо матерясь, качки неохотно снялись с моей спины.
– Вам больно? – услышал я сочувственный голос и, приподняв голову, разглядел сидящую передо мной на корточках переводчицу. – Вам очень больно?
– Как вам сказать, – с трудом приостанавливая головокружение, глубокомысленно ответил я. – Впечатление такое, словно бы я перепил вонючего немецкого вина…
– Почему это обязательно «вонючего»? – обиделась переводчица, помогая мне встать с пола. – Вполне приличное, нормальное вино.
Как только я встал на ноги, все у меня поплыло перед глазами, и божья коровка едва успела подставить стул под мою обмякшую задницу. Руки, как ни странно, оказались у нее достаточно твердыми и сильными. Сквозь разноцветные круги перед глазами я однако же углядел, как в нашей мизансцене появилось третье лицо – господин Вайс. В школе и университете я изучал немецкий язык, и в отличии от многих наших шалопаев отдавался этому занятию вполне серьезно. Поэтому диалог господина Вайса с переводчицей я одолел без особого труда.
– Катрин, – с упреком сказал немец, – зачем ты ввязываешься в такие дела?
– Но, папа, они же его били втроем! – возмутилась божья коровка и моя спасительница, почему-то называя господина Вайса папой.
– Ну, хорошо, хорошо, Катрин… Мне скоро понадобится твоя помощь, – как-то неожиданно благодушно ответил этот странный спонсор не менее странной переводчице…
– Папа, попроси их оставить в покое этого человека, – сказала Катрин, и господин Вайс молча удалился, а я внутренне усмехнулся наивности этой девочки: начатое дело качки любят доводить до конца.
Но когда я впервые смог глубоко вздохнуть и слегка повести глазами из стороны в сторону – к своему немалому удивлению качков не обнаружил. Лишь Хуцкий издалека одобрительно помахал мне рукой.
– Ну, как вы? – участливо спросила меня не то переводчица, не то дочка господина Вайса, и в ее зеленых глазах было столько сочувствия, что мне стало как-то тепло и уютно под неуютной крышей «Клуба культурных связей». – Очень больно?
– Пойдет… Спасибо, – буркнул я, с трудом ворочая челюстями и лихорадочно соображая, как мне достойно ретироваться с милой презентации. Выглядеть жалким и беспомощным в глазах этой девочки мне почему-то не хотелось.
– Зачем вы с ними связались?
– Извините, но в тот момент я не разглядел вас…
– Вы грубиян, да? – заинтересованно спросила она, усаживаясь верхом на стул, а подбородок опуская на спинку. – Или же просто рисуетесь перед незнакомой женщиной?
– Примерно…
– Что – примерно? – тонкой, красивой рукой она взяла бокал с вином и мелкими, частыми глотками осушила его до дна. – Я не понимаю… Поясните, пожалуйста?
– Послушайте, зачем я вам? – раздраженно спроси я. – Вам не хватает острых ощущений? Сходите в речной порт или снимите номер в гостинице «Русь»…
– Да нет, вы просто грубиян! – утвердилась она в своем первом мнении. – Кстати, меня зовут Катрин Вайс. Я самая настоящая единственная дочь Хельмута Вайса… Вы знаете его?
– Очень приятно… Никого я не знаю, – скороговоркой ответил я, внимательно изучая окружающую обстановку. Но все было очень пристойно и выглядело вполне мирно. Толстопузые боссы за столиками перешли на крепкие напитки и не стеснялись больше в выражениях. Их верные псы сладко облизывались и тревожно озирались друг на друга. Про меня, казалось, все давным-давно и думать забыли, и это вызывало во мне неосознанную тревогу: теперь, когда вспышка ярости прошла, я очень не хотел рисковать своей драгоценной шкурой.
– Извините, а как вы попали на эту презентацию? – с чисто женским любопытством спросила Катрин Вайс.
– Очень приятно было познакомиться, – я встал и как мог быстро зашагал между столиками к выходу. Я шел и спиной ощущал удивленно-вопросительный взгляд молодой немочки, видимо, прилетевшей в Россию за острыми ощущениями. Ну что же, в этом смысле сегодняшний вечер не пропал для нее даром.
IX