В мареве Атолла (Сборник НФ)

Терапия: поскольку Дв. пожилой сложившийся художник, нельзя послать его в гущу молодежи, проникнуться ее духом, отразить ее стремления. Рекомендовал Дв. взять темой мудрого бога Бда, постараться проникнуться духом его учения, вжиться в образ.

— Гилик, что это за бог Бда? В чем его мудрость?

Поскольку в хвосте у моего эрудита не было блока богословия, пришлось снова запросить Центральный Склад. Вскоре пришел ответ: «Бда — бог, почитавшийся в Северо-Западной Федерации Вдага. Служители его культа учили, что счастье сапиенса в нем самом. Надо соблюдать душевное равновесие, не искать ни одобрения, ни признания, ни денег, ни почестей, ни любви, ни семейного счастья. Кто ничего не добивается, тот не разочаруется. Жизнь — легкая рябь на поверхности океана, она не стоит волнений, ни своя, ни чужая. Знания — пар от океана.

Его вдыхают многие. Болтун, вдохнувши крупицу, вопит о своем открытии, мудрец знает, что пар вдыхают все. Первоначально культ возник как религиозное отражение философии бессилия. Ставши официальной религией, не помешал начать мировую войну с ульда-бомбами».

Я прочел и руками развел. Так вот какое счастье дает Ласах подлинному художнику: не искать одобрения, ничего не добиваться, углубиться в себя и таить все, что приходит в голову. Отказаться от творчества, чтобы не разочароваться позднее! Ничего себе рецепт для счастья таланта!

Но в сущности что мог посоветовать Ласах?

Что я посоветовал бы художнику, оказавшемуся в изоляции среди немногочисленных зрителей? Я бы его послал на Вдаг — за новыми темами и к другим зрителям.

Трудно пришлось Ласаху. Всем, не нашедшим себя в творчестве, он обещал счастье для вдохновения. Но как это выполнить практически? Бонгру Ласах говорил с полнейшей откровенностью: «На Астрелле у меня громаднейшие возможности, а результаты меньше, чем за колючей проволокой. Чем богаче сапиенс, тем труднее его осчастливить. Для изголодавшегося корка хлеба — радость, для униженного уважительное слово — благодеяние. А что избалованному астреллиту вежливые слова? Видимо, таковы законы восприятия. От нуля до единицы — громаднейший скачок, от тысячи до миллиона — куда ближе».»

— Не вернуться ли к нулю? — ехидно улыбался Бонгр.

Да, у Ласаха были громадные возможности, но какие? Вещи имелись в его распоряжении. Он мог осчастливить тех, кто мечтал о вещах, вроде кладовщика А.С. Но таких уже немного осталось на обеспеченной Астрелле. Большинство насытилось вещами, искало счастья в духовной сфере: хотело признания, власти, любви, славы. Кто-то любил без взаимности, кто-то вздыхал о нежных поцелуях, хотя возраст уже прошел.

Кто-то мечтал о победах. А. хотел нокаутировать Б. на ринге, X. хотел нокаутировать У. на конкурсе поэтов. Их победа означала чье-то поражение, их счастье — отказ другого от счастья.

Как быть? Ласах чувствовал, что он выдает псевдорецепты: не заказ на оформление планеты, а заказ на макет скульптору Г., не признание, а равнодушие к признанию художнику Дв., а тщеславной В. не поклонников, а артистов, играющих поклонение. К видимости счастья склонялся Ласах и на путь видимости толкал его Бонгр.

Пожалуй, надо подробнее рассказать о Бонгре — этом сапиенсе, сыгравшем такую важную, по мнению некоторых историков, роковую роль в судьбе Астреллы.

Как изобразил его анапод? Ничего рокового. Бледное удлиненное лицо, тонкий нос, тонкие губы с легкой усмешкой. Пристальный проницательный взгляд холодноватых глаз, редкие волосы с белой ниткой пробора, накрахмаленный воротничок, манжеты с запонками, узкие ладони с удлиненными пальцами музыканта. Что сказал бы я на Земле, познакомившись с похожим человеком. Сказал бы, что это сноб, личность равнодушная, очень занятая своей внешностью и своими желаниями, что он никого не любит и не способен к сильной любви, ценит наслаждения, но изысканные, гурман, а не обжора. Тонкие ломтики тонких кушаний на стильных тарелках, тонкий юмор собеседников — вот его стихия, его идеал.

На Вдаге он был адвокатом, даже преуспевающим. За хорошую плату старался выгородить, избавить от заслуженного наказания разных воров, мошенников, грабителей, убийц, растратчиков и растлителей, если они могли внести хорошую плату, конечно. Выгораживал словом, умным, уместным, впечатляющим. И Бонгр верил в слово, прикрывающее суть, искажающее суть, обеляющее суть. А суть ему представлялась всегда одинаковой: противной и грязной.