В ледяном аду

В отсек шагнул Джон Смит. На руке у него покачивались широкие полоски черной материи, похожие на траурные повязки.

– Выглядит не очень обнадеживающе, – проговорил Давыдовский.

– Если вы хотите подышать свежим воздухом, то сейчас эта возможность вам представится. Завязывайте глаза и не вздумайте снимать повязки, прежде чем мы окажемся на месте, – заявил Смит.

– Какое место? Куда вы хотите нас доставить? – испуганно спросила Марина.

– Всему свое время, – рассудительно сказал Джон и принялся раздавать всем полоски черной материи.

Они были эластичные и достаточно плотные для того, чтобы через них ничего нельзя было увидеть. Ученые неохотно завязывали себе глаза. Джон следил, чтобы никто не жульничал и не мог хоть что-нибудь рассмотреть даже краешком глаза.

– Мариночка! – обратился Давыдовский к аспирантке. – Ты не откажешься завязать мне глаза? Рука что-то болит.

Островцова взяла полоску материи, приложила ее к голове руководителя, стянула на затылке и спросила:

– Не жмет?

– Немного ослабь узел, – попросил Михаил Павлович.

– По-моему, он нормально завязан.

– Но я же прошу.

Марина ослабила узел. Михаил Павлович тут же не преминул шепнуть ей:

– Мне просто приятно, когда ты прижимаешься к моей спине.

– Какие глупости вы сейчас говорите!

– В свете того, что с нами может произойти, я имею право быть с тобой абсолютно искренним. Ты мне нравишься.

Марина Островцова не нашлась, что на это сказать. В данной ситуации подобное признание от человека, к которому она обращалась на «вы», звучало более чем легкомысленно.

Да и Смит поторапливал:

– Чего возитесь! Пора уже выходить.

Наконец глаза у всех оказались завязанными. Давыдовский крепко держал Марину за руку и не разжимал пальцы, боясь потерять ее в суматохе.

– Не вырывайся. Будь рядом со мной. Так для тебя безопаснее, – прошептал Михаил Павлович.

Аспирантка поняла, что он прав.

Пленников не подталкивали к выходу. Им просто указывали направление, подавали руку, когда приходилось сходить с аппарели на снег. Кто-то придерживал Давыдовского за плечо и ненавязчиво поворачивал его, когда он сбивался с тропинки.

Михаил Павлович глубоко дышал. Он чувствовал, что совсем рядом море, и вскоре даже различил плескание волн. Почему-то от этого ощущения руководитель группы почувствовал себя почти свободным. Он держал Марину за руку, и это слегка кружило ему голову. Он ощущал в своей руке тонкие пальцы красивой девушки и хотел, чтобы она чувствовала его поддержку.

– Может, не все так плохо, как я говорил? – шепнул он аспирантке. – Черная полоса всегда сменяется светлой.

– Будем на это надеяться.

Молодая женщина с удивлением ощутила, что испытывает к Давыдовскому не только уважение, но и расположение. В его цинизме, в манере вести себя имелось что-то обворожительное. Говорить о глупостях в такой критический момент?.. Но почему, собственно, глупости? Что может быть важнее чувств, симпатии перед лицом опасности?

Давыдовский выражался так, словно и впрямь наступил последний день их жизни. Нужно сказать недоговоренное, попытаться подарить друг другу минуты счастья.

Море было уже совсем близко. Слышалось, как волны накатывали на гальку и шуршали ею.

– А теперь осторожней, – проговорил невидимый провожатый. – Вам предстоит забраться в лодку.

Давыдовский приподнял ногу, нащупал ею упругий борт надувной моторки, не очень умело перешагнул его и качнулся. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось выпустить руку Марины.

– Где ты? – Михаил Павлович шарил в пространстве руками.

Ему показалось, что он потерял Островцову навсегда.

– Я здесь, – раздалось совсем близко.

– Ну же, давай мне руку. – В голосе ученого чувствовался испуг.

Их пальцы соприкоснулись.

Давыдовский тут же сжал ладонь аспирантки и проговорил:

– Осторожней, тут скользко.

Марина поставила на борт ногу и, конечно же, сорвалась. Давыдовский прижал ее к себе и поставил на дно лодки. Им помогли сесть. Налетал свежий ветер. Зашуршала галька. Кто-то столкнул моторку на воду. Заурчал двигатель. Давыдовский обнял молодую женщину за плечи и прижал к себе.

– Держись рядом со мной, не пропадешь, – проговорил он ей на ухо.

Судя по звуку двигателей, группу не разъединили. Три моторки шли параллельным курсом. Шлепали под плоским дном волны. Брызги летели в лицо.

– Странное ощущение, – признался Давыдовский, уткнувшись лицом Марине в волосы. – Мне кажется, что мы просто на морской прогулке.

– Вот только глаза зачем-то завязаны.

– Хочешь, я сниму повязку и расскажу тебе, что происходит вокруг?

– И не думайте так делать. Не рискуйте. Вспомните, что произошло с другими. К тому же я и так могу все описать. Вокруг нас волны, серые от пасмурного неба. На горизонте тянутся ледники и скалы. Там и сям виднеются льдины, айсберги. Вот только непонятно, куда мы плывем.

– Не надо об этом думать. От нас пока ничего не зависит, – напомнил Михаил Павлович.

– Не знаю почему, но мне стало спокойно рядом с вами, – призналась аспирантка.

– Это хорошо. Даже очень. Это лучшее, что я слышал в своей жизни.