В лапах страха

— Ага, прям пример для подражания, — лаконично заметила Марина, содрогаясь от вида текущих из пасти чудовища слюней. — Аааа, какая мерзость!.. — Она поспешила укрыть рот руками и отвернулась.

Умка ничего не сказал — ведь он по-прежнему оставался псом — и только дружелюбно помахал хвостом.

— Ты на него намордник не собираешься надевать? — спросила Марина из-за плеча, поспешно отодвигаясь к оконной раме.

Умка недовольно заворчал.

Марина ойкнула.

— Десятый этаж, — Глеб кивнул за спину жены; та лишь беспечно отмахнулась, поудобнее устраиваясь на подоконнике.

Умка гавкнул — и впрямь опасно так откровенно вжиматься в темноту, которая только и ждёт момента, чтобы поскорее утянуть!

Марина всё же ударилась затылком об стекло и злобно посмотрела на мужа.

— Там балкон — не страшно! Так как на счёт намордника?.. — повторила она, будто всё остальное её совершенно не волновало.

— На ночь обязательно надену. Пускай пока так посидит, а то у него, вон, уже шерсть протёрлась на затылке.

Марина назидательно кивнула.

— Только не забудь.

— Не забуду.

— Так на какое время ты планируешь его оставить?

Глеб задумался. Жена говорила как-то необычайно спокойно, отчего складывалось впечатление, будто на подоконнике раскачивалась вовсе не она, а совершенно другой человек. Та стерва, что встретила его на пороге квартиры, куда-то бесследно исчезла.

«Наверное, смирилась. Хотя теперь её, куда в большей степени, беспокоит совершенно иное…»

Возвращаться к неприятным мыслям не хотелось, и он не стал.

— Да я, если честно, вообще не собирался этого делать. В смысле, привозить его сюда. Как-то спонтанно вышло… — Глеб замолчал, посмотрел в раскосые глаза пса, который, не мигая, следил за его губами, словно пытаясь осмыслить человеческую речь. — Ему и впрямь лучше за городом. Без суеты, машин, вот этих наших сцен. Просто у матери голова сейчас совершенно другим занята, так что на него элементарно не остаётся времени. Даже на то, чтобы бросить кость. Как только мать немного отойдёт ото всего ЭТОГО, я сразу же отвезу Умку в деревню. Можешь на этот счёт даже не сомневаться.

— Как она? — Марина снова закусила палец, отчего сразу же сделалась какой-то более близкой и доступной, словно происходящий разговор, в одно мгновение, перенёсся из настоящего в прошлое. Туда, где ещё не было ни детей, ни пятнадцати лет совместной жизни, ни свадьбы, ни самого Глеба, ни опостылевших проблем. Когда ещё даже не было ПЕРВОГО раза, которого с таким трепетом ждёт любая девушка.

Умка заскулил, потянул хозяина за штанину, словно понимал, о чём именно тот думает.

— Как мама? — повторила свой вопрос Марина, не особо повышая при этом голос, — она уже свыклась с тем, что муж сегодня вечером «тормозит», как никогда раньше.

Глеб положил руку на голову пса, принялся бесцельно ощупывать гладкий череп.

— Плачет. Мне кажется, что Умка ей постоянно напоминает о Сергее. Она как пса увидит — так того и гляди упадёт.

— Ужас… — прошептала Марина и закусила вместо пальца губу.

— Смерть вертит людьми, как хочет. Особенно когда забирает самых близких, — Глеб замолчал, снова посмотрел на жену. Та вздохнула:

— Я даже не знаю, что бы со мной было, случись что-нибудь с Юркой или Светкой… Они когда просто болеют, мне и то уже кажется, что всё — конец. А тут такое…

Глеб неопределённо хмыкнул.

— Не веришь? — без эмоций спросила Марина. — Что ж, имеешь право.

— Да чего ты? Я просто согласится, хотел.

— Думаешь, они нас и впрямь ненавидят?

— Ты про кого?

— Дети. Наши дети.

— Брось ты эти мысли.

— Но ты ведь сам с этого начал, — Марина испытующе уставилась на мужа, но тот не отреагировал.

— Я сегодня определённо не в себе, — Глеб говорил шёпотом, в душе желая лишь одного: поскорее снова очутиться в той скорлупе, которую он, сам того не желая, расковырял на глазах у всей семьи, — и дрогнул мир, спустились веси в ад, реальность окропилась кровью. — А с детьми и впрямь всё в порядке — они просто растут. Сама же говорила.

Умка вздохнул. Стряхнул с затылка дрожащие человеческие пальцы, неохотно заковылял из комнаты. После рыбы ужасно хотелось пить, а у этих разве допросишься — придётся найти самому.

Странно, но его так никто и не остановил.

Оказавшись в тёмном коридоре, Умка довольно почесался — почему-то в раскаленном свете кухни он не мог позволить себе даже этого. Просто не мог и всё тут — такая вот, прямолинейная собачья логика. Темнота сразу же раскрепостила.

И пахло в ней иначе.

— Когда похороны? — Марина медленно слезла с подоконника.

— Завтра, — Глеб выдохнул, повертел в руках пустой стакан, потянулся трясущимися пальцами к чайнику.

— Давай, налью! — И Марина, не дожидаясь ответной реакции, выхватила уже остывший чайник из-под руки мужа — попили чайку, называется! — Почему так быстро?

Глеб пожал плечами.

— В морге торопят.

— А им-то какая разница? Места, что ли, сдают?..

— От брата мало что осталось. Практически всё по рельсам размазало.

— Господи! — Марина поздно спохватилась и налила воды, кроме стакана, ещё и на растерянного Глеба. Тот даже не заметил.