В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба

Концепция «контркультуры», заимствованная Рейчем у Теодора Роззака, исходит из идеалистического понимания истории, в частности из утвердившегося в современной американской социологии представления, согласно которому общественное развитие, в том числе экономика и технология, берут свое начало в социальных ценностях, в духовной культуре и в своих основных чертах определяются ими. «Революция должна быть культурной, — утверждает Рейч. — Ибо культура повелевает экономической и политической машиной, а не наоборот».[106] Поскольку носителями духовных ценностей являются отдельные люди, постольку в соответствии с этой концепцией общественные закономерности выводятся из устремлений отдельных личностей. Вся эта концепция не выдерживает ни серьезной теоретической критики, ни даже простого сопоставления с реальной действительностью. В условиях чуждой и враждебной по отношению к ней общественной среды подобная реформаторская «контркультура» со всем ее радикализмом и социальным протестом имеет все шансы выродиться либо в экзотический привесок к господствующей культуре, своего рода «субкультуру», либо в полуре-лигиозное политическое сектантство.

Никакое насилие, по мнению Рейча, не в состоянии предотвратить повсеместного распространения Сознания III среди американцев. Ссылаясь на появление почтальонов-хиппи, он утверждает, будто со временем Сознанием III проникнутся бизнесмены и чиновники, полицейские и конгрессмены. Картина триумфального шествия Сознания III по коридорам власти в Америке, которую живописует Рейч, поистине достойна иронического пера Честертона. В занимательной повести «Человек, который был Четвергом» английский сатирик изобразил, как добропорядочный Габриэль Сайм, проникнув в тщательно законспирированную организацию анархистов, постепенно обнаруживает, что она сплошь состоит из засланных в нее полицейских шпиков, а ее всеведущий руководитель не кто иной, как шеф полиции. Будь жив Честертон, он, наверное, не преминул бы воспользоваться диаметрально противоположным сюжетом, напрашивающимся из «Молодой Америки» Рейча: некий мистер Джонс, благонамеренный американский гражданин и последний из могикан — обладателей Сознания II, решает разоблачить заговор сторонников Сознания III. Однако, обращаясь в одно учреждение за другим — в Белый дом и в Капитолий, в Пентагон и ФБР, наконец, в правления крупнейших корпораций, — он всюду наталкивается на обросших и экзотически одетых хиппи, восседающих в самых высокопоставленных креслах, и постепенно с ужасом убеждается, что все они только и мечтают о том, как уничтожить «корпоративное государство». И бедному Джонсу остается лишь удивляться, каким образом оно все еще продолжает благополучно функционировать. Быть может, «контркультура» и в самом деле со временем получит весьма широкое распространение во всех слоях американского общества, но разве лишь в качестве своеобразного интеллектуального и культурного снобизма, не покушающегося на основы существующего строя. В сущности, это будет означать, что она обманула надежды, которые возлагают на нее многие радикалы.

Мало какая книга за последние годы сопровождалась такой острой полемикой в общественном мнении США, какую вызвала «Молодая Америка». Филип Нобиле, включивший сорок рецензий (лишь малую часть всех откликов) на книгу Рейча в сборник «Споры вокруг Сознания III», восклицал: «Почему книга профессора права из Йеля разошлась тиражом более миллиона экземпляров? Почему одна статья в журнале „Нью-Йоркер“ разожгла такие страсти вокруг Сознания III?»[107] Ответ на этот риторический вопрос заключается в том, что Рейч обнажил перед американцами глубокую порочность существующей социальной системы, хотя и не смог в силу классовой ограниченности выявить ее подлинные причины; он провозгласил насущную необходимость радикальных перемен в стране, но оказался поразительно беспомощен в поисках реальной перспективы их осуществления.