В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба

Усматривая в футурологии всего лишь изощренную апологию капитализма, Кох пишет: «Футурология является социально-техническим методом генеральной стратегии планового капитализма, методом предотвращения кризисов. Футурология, поскольку она не хочет быть ни критической, ни политической, предназначена для идеологического оправдания такого порядка, который предпочитает быть завуалированным во все новое и при этом оставить все по-старому».[88] От-казываясь проводить различие между буржуазно-апологетическим и социально-критическим направлениями в футурологии, он пытается обосновать сектантский взгляд на нее, согласно которому футурологические концепции тем опасней и вредней, чем критичнее они относятся к капиталистическому обществу. Более того, будучи не в состоянии противопоставить свои конструктивные представления о будущем «неокапитализму», он ополчается на самый метод альтернатив, как, впрочем, и на все остальные методы и технику социального предвидения, включая экстраполяцию, моделирование, экспертные оценки и т. д. Реальная проблема возможности и пределов предвидения общественного развития подменяется им риторическими вопросами: не лежит ли в основе любых проектов будущего неизменный силуэт настоящего? Не являются ли модели будущего, полученные с помощью альтернатив, модификацией проблем сегодняшнего дня?

В результате Кох приходит к пессимистическому выводу: «Проект альтернативного будущего должен разбиться не только об огромное количество переменных; он разобьется о бесперспективность футурологии, о ее слепоту в отношении настоящего. Находясь в плену сегодняшнего дня, нельзя найти средств, с помощью которых можно было бы добиться изменений в будущем». В конечном итоге социальное прогнозирование, развитие которого продиктовано объективными насущными потребностями общественного развития в современную эпоху, объявляется Кохом очередной идеологической мистификацией, предпринятой реакционными силами с единственной целью ввести в заблуждение общественное мнение, а все концепции будущего — беспочвенными мифами.

Взывая к социальному обновлению, такого рода теоретики не могут предложить никакой реальной программы его воплощения в жизнь. Перед лицом неприемлемого для них будущего они уподобляются страусу, зарывающему свою голову в песок, и даже ставят себе в заслугу пренебрежение долговременными перспективами своей собственной борьбы. И, как естественное следствие такой позиции, их справедливое возмущение «уготованным будущим» нередко выливается в стихийный бунт против будущего вообще, отдаленно напоминающий движение луддитов против машин на заре промышленной революции.

Апологии государственно-монополистического капитализма в долговременных футурологических концепциях «новые левые» противопоставляют не теоретически обоснованную программу борьбы за лучшее будущее, но культ непосредственности и повседневности, стихийную реакцию на события. Тем самым один из основных пороков движения «новых левых» сознательно возводится ими в некую политическую добродетель.

Это придает радикальному движению молодежи анархическую окраску, тем более что такие настроения разделяются даже его руководителями. Так, Тодд Джитлин, в прошлом председатель организации «Студенты за демократическое общество», отмечал, что, хотя «ориентация на будущее была отличительной чертой каждого революционного, а также в этом смысле либерального движения за последние полтора столетия», тем не менее «новые левые» испытывают «недоверие к будущему». Перечислив затем доводы против систематического и последовательного изложения представлений о будущем, он в конце концов откровенно заявил: «Мы оказались неспособными сформулировать будущее». В большинстве случаев, однако, «новые левые» не хотят в этом признаться даже самим себе. Кичась своим пренебрежением к тому, каким станет общество в результате «радикальной революции», к которой они призывают, они уповают на «естественный ход событий» и считают дурным тоном составлять заранее даже повестку дня для очередного собрания или митинга.

Подчеркнутый нигилизм «новых левых» отталкивает от них широкие массы населения. Вот почему нельзя не согласиться с мнением О. Тоффлера, который отмечает: «Привлекая внимание к возрастающей несостоятельности технократов и искренне отвергая не только средства, но и сами цели индустриального общества, современные молодые радикалы оказывают нам всем громадную услугу. Но они знают о том, как справиться с кризисом целей, не больше, чем технократы, над которыми они глумятся… Они явно не способны предложить какой-либо положительный образ будущего, заслуживающий того, чтобы за него бороться».[89]