В лабиринтах тёмного мира. Том 2

– Ага, – сказала женщина, – я еще должна проверять, взял ли он паспорт, чтобы в булочную пойти. Вы что как оккупанты на нашей земле ведете, у каждого гражданина аусвайс спрашиваете? Вы с преступниками боритесь, а не с нормальными гражданами. Муж мой, – и тут я вложил в ее уста свои слова, – Волков Владимир Захарович, врач высшей категории, таких как он нигде нет, он диагност самый лучший, с первого взгляда знает, где и что у человека болит.

Женщина все это так бойко говорила, и сама с удивлением смотрела на меня.

– Так уж все и видит, – нерешительно сказал надзиратель. Ему явно не улыбалось возиться с известным врачом, потом придется еще извиняться, да и по шее могут накостылять, если он лечит каких-нибудь полиционерских начальников. – Ну, и что у меня болит? – с вызовом спросил он

– У вас пока ничего не болит, – сказал я, – но у вас генетическая и наследственная предрасположенность к гипертонии и атеросклерозу. Кроме того, у вас пограничная, между первой и второй, степень ожирения, что является предвестником гипертонии и возможного инфаркта миокарда или инсульта. У вас отец умер от инфаркта, а мать перенесла инсульт. Причем недавно. Кроме того, у вас постоянное стрессовое состояние. Вам нужно либо менять работу, либо на работе переменить отношение к людям, потому что вы получаете постоянный негатив от окружающих вас людей. Такой же негатив получают и члены вашей семьи. Дочка вас стыдится.

– И что же мне делать? – уже как-то по-человечески спросил меня околоточный надзиратель.

– Первое. Постарайтесь нормально питаться, не кушайте в забегаловках, а возьмите из дома бутерброд. Для снижения стресса, в каждом человеке видьте в первую очередь человека, а потом уже классифицируйте его по степени нарушения им закона. Помогайте людям. И гордитесь своей профессией, тогда и люди к вам будут относиться по-людски, и дочка будет с гордостью говорить, что у нее папа милиционер.

– Так нет сейчас милиции, – чуть ли не хором сказали все три полиционера.

– Будет, обязательно будет, – сказал я, – только звание милиционера нужно заслужить.

Дом

С помощью женщины я встал и, опираясь на нее, пошел по улице. Куда мы шли, я не знал. Мне было все равно, куда мне идти. Под моей левой рукой была чужая женщина, почему-то проявившая ко мне столько сочувствия, как будто я действительно ее муж.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Катя, – ответила женщина, – а тебя?

– А меня Волков Владимир Захарович, врач высшей категории, самый знаменитый в области диагност, – и мы вместе засмеялись.

– Здорово ты их развел, – сказала женщина.

– Почему развел, – сказал я, – я сказал то, что действительно есть у этого лейтенанта. И я действительно врач.

– Ты врач? – изумилась женщина. – А вдруг кто-то из знакомых увидит, что ты идешь в обнимку с другой женщиной, не со своей женой.

– Не волнуйся, – сказал я, – никто не увидит. Первое. Я не женат. Второе. Я не местный. Здесь оказался случайно. И третье. Куда мы идем?

– Ну, пока мы идем ко мне, – сказала Катя, – тебе нужно умыться и обработать раны. Потом, привести в порядок одежду. И я тебя покормлю.

– А как вообще на это посмотрит твоя семья? – спросил я.

– Никак не посмотрит, – грустно сказала женщина, – никого у меня нет. Все были, а сейчас никого нет. Потом как-нибудь расскажу. Пошли и не разговаривай, тебе сейчас вредно говорить.

Мы подошли к невзрачному серому домику из пяти этажей. Такие дома во многих странах мира называют трущобы. А в соседней стране их называют «хрущевки» или «хрущобы». Двухкомнатная квартирка была так мала, что была похожа на клетку для содержания диковинных животных. Двухшаговая прихожая сразу выходила в большую комнату, из которой вели двери в крошечную кухню, санузел, кладовую и вторую смежную комнату. Когда-то это было прорывом в решении жилищной проблемы страны, жившей в бараках лагерного типа и коммунальных квартирах, сделанных из нормальных жилых квартир того времени. Потребовалось побольше полувека, чтобы страна продвинулась от бараков до хрущевок. Билбордяне сами делают для себя жизнь и то, что они делают для себя, кажется им самым лучшим и прекрасным. Они до сих пор во все верят и не знают другой страны, кроме своей, где так вольно дышит человек, о чем они поют в своих песнях до сих пор.

В крохотной ванно-туалетной комнате я принял ванну и оделся в старенький бывший когда-то махровым халат примерно одного со мной роста мужчины. Возможно, что это халат ее бывшего мужа, и я даже представил, как он из себя выглядел. Я посмотрелся в маленькое зеркало, висящее над умывальником и увидел лицо усталого человека, пришедшего с работы, умывающегося и думающего, что завтра нужно доставать где-то немного денег, чтобы содержать свою семью, потому что то, что он получает на своей нынешней работе, трудно назвать зарплатой, это просто подаяние нищему, чтобы он не подох с голода.

Я вышел из ванной и прошел в большую комнату, которую большой может назвать только тот, кто всю жизнь прожил либо в тюремной камере, либо в маленькой комнатке в коммуналке.