В лабиринтах судьбы

— Действительно, что это с нами сегодня? — с удивлением заметила Катерина. — Наливай, Серёжа, выпей рюмочку, закуси, и оцени мои старания. Жаль, что мне нельзя, а то бы поддержала тебя. Но под куранты все же пригублю шампанского, ладно?

— Конечно, — согласился Сергей и поднял бокал. — Чтобы всё у нас было замечательно, и роды прошли благополучно.

— Будет, а как же иначе? Все бабы рожают, и я рожу. Справлюсь. Не я первая, и не я последняя.

Сергей выпил, закусил рыжиками в сметане.

В это время во дворе громко залаял молодой пёс. Потом послышался стук калитки.

— Никак гости к нам пожаловали, — удивился Сергей. — Кто бы это мог быть?

Он посмотрел на жену, усмехнулся:

— Приметы всегда сбываются. Стол ломится от яств — жди едоков.

Растерявшаяся Катерина отставила стакан с соком. Ей не хотелось отпускать мужа.

— Серёжа, мы никого не ждём. Кто-то просто решил подразнить нашего пёсика и хлопнул калиткой.

— Пойду, посмотрю.

Он набросил полушубок, вышел на крыльцо. Во дворе стоял отец.

— Здравствуй, сынок, — поздоровался он негромко.

— Здравствуй, батя, — ответил на приветствие Сергей. Голос его дрогнул.

— Зачем пришёл? — спросил он, и тут же, осознав, что задал вопрос бестактно, смягчился, добавил:

— Поздновато ведь уже.

— Дык, Новый год вроде как. Поздравить вот решил. Пирог принёс, с рыбой. Мать и шанег напекла. Вот, возьми, горячие ещё.

Он протянул увесистый сверток. Сергей, поколебавшись, принял угощение. Ничего постыдного в этом он не усмотрел и в душе оправдал поступок отца. Откровенно говоря, Сергей ложился спать и вставал с мыслью о том, чтобы помириться с родителями. Каждый раз искал повод для этого. В мыслях всё казалось выполнимо, но в действительности — непреодолимый барьер. Стоило только сделать робкую попытку сближения, как он тут же натыкался на молящий взгляд Катерины: не делай этого, не время ещё.

— Не рад, стало быть, отцу?

На крыльце стоял полумрак, из-за слабой освещённости не было видно выражения лица.

— А сам как думаешь? — встречно спросил Сергей.

— Думаю, обида не забылась, иначе не задавал бы подобного вопроса. Но, сдаётся мне, здесь что-то не так. А что — не пойму. Не прежний ты какой-то, что-то чужое в тебе появилось. Давно пора забыть все обиды, а ты продолжаешь ершиться. Будто кто подстрекает тебя к этому, — проговорил Степан и глубоко вздохнул.

— Тебя мать подослала? — поинтересовался Сергей. — Сам-то ты вряд ли бы удосужился нас навестить. Тем более с подарками. Не в твоём это характере — пироги по ночам разносить.

— В том-то и дело, что сам пришёл, — с грустью ответил старик. — Хотя, направляясь сюда, знал, чем всё обернётся. Вижу, обида до сих пор не выветрилась в твоей голове. Холодом веет от тебя, сынок. Неприязнь прочно стоит меж тобой и матерью. При таких обстоятельствах, кто-то должен пойти навстречу первым. Вот я и решил сделать первый шаг.

Сергей долго молчал, потом спросил:

— Ты думаешь, заискивать буду, прощения у неё просить? Ошибается мать, так ей и передай. Виноватым себя не чувствую. Хочет мира — пусть сама об этом скажет.

— Но я-то не виновен, Серёга, плохих слов ты от меня не слышал. Ведь так? Почему ушёл, не поговорив со мной? — спросил Степан. — Почему со мной-то ты враждуешь?

— Может, пройдёшь в избу? — предложил Сергей и внимательно посмотрел на отца.

— Нет, не пойду. Жинка твоя волнуется шибко. Заприметил я давеча. Зачем человека нервировать?

— И то верно. Но не торчать же посреди двора. Пройди хоть в сени, присядь ненадолго.

— Не умасливай меня, не той я породы. Уйду сейчас, коль для вас я пока хуже татарина. Шёл сюда, надеялся: выслушаешь меня, постараешься понять. Да, видать, не созрел ты для разговора. — Старик шагнул ближе, неказистый плафон осветил его лицо. Сергей увидел ввалившиеся щеки, из плохо пробритых морщин торчала белая щетина, серп согнувшейся спины стал ещё круче. Тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей говорил о многом.

«Да, батя, таким я тебя ещё не видел, — подумал Сергей, наблюдая за отцом. — Видно, без дум и дня прожить не можешь. Интересно, о чём же ты думаешь? О том, что воспитал сына, такого же гордого и принципиального, как ты сам? А может, сожалеешь, что остался один в просторном доме? Или совсем другие мысли засели в твоей голове?»

— Молва ходит, будто ты зубы-то в реку бросил? — вновь заговорил Степан.

— Да, похоронил навсегда.

— И правильно поступил. Народ воспринял это с одобрением.

— Ты знаешь, батя, не нуждаюсь я в каких-либо оценках. Взял и выбросил, как ненужный хлам, как мусор. Ни на секунду не задумывался, что люди подумают обо мне. Вот и всё.

— Ну-ну, — усмехнулся Степан. — Не нуждается он. Гордый и независимый. Только вот что скажу я тебе: любая божья тварь оглядывается на своих сородичей. Будь то зверь или букашка. А ты всё-таки, человек, обязан смотреть по сторонам, чтобы не угодить в яму.

После непродолжительной паузы, сказал в заключение:

— Ничего меня больше не интересует. Узнал, что хотел. Поздравь Катерину с Новым годом, пожелай здоровья от нас с Фросей. Прощевай.

Отец протянул руку, попрощался. И ушёл. За ним глухо брякнула промёрзшая калитка.