В купе

— Не знаю, что со мной происходит, — прошептала она, прислоняясь к его груди. — Чувствую такое сладостное головокружение. Мы совершили большой грех, но с тобой, мой силач, я не боюсь никакого греха. Бедный Мечек!.. А знаешь, что самое страшное? — Мне ничуть его не жаль. Но ведь это ужасно! Это же мой муж!

Она вдруг отстранилась, но стоило ей только снова взглянуть ему в глаза, как, опьянев от любовного жара, она мгновенно забывала обо всём. Они принялись строить планы на будущее. Так как Годземба был богат и независим, и его не отягощала никакая служба — они легко могли уехать из страны навсегда. Вот сойдут они на ближайшей станции, на перекрёстке железнодорожных линий и отправятся на запад. Там их будет ждать налаженное железнодорожное сообщение — к утру отправляется экспресс до Триеста; Годземба купит билеты и через двенадцать часов они окажутся в порту; оттуда парочку заберёт корабль, который повезёт их к стране апельсинов, — туда, где чудное сияние майского солнца золотит макушки деревьев, где море тёмно-синей грудью смывает жёлтые пески, а на висках лесных истуканов красуются лавровые венки.

Всё это он говорил преспокойным тоном, будучи уверенным в своих отважных намерениях и равнодушным ко мнению остальных. Изогнутые линии её плеч пробуждали в нём до того сконцентрированную энергию, что он мог бы запросто ей поделиться со всем остальным миром.

Нуне, слушая мелодию его слов, мерещилась какая-то удивительная сказка, — самая лучшая сказка, золотистая повесть, расшитая жемчужинами и бусинками…

Громкий гудок машины предупредил о приближении станции. Годземба вздрогнул.

— Пора. Собираемся.

Девушка поднялась, вытащила из сетки своё дорожное пальтишко. Ухажёр помог ей одеться.

Сквозь стёкла проникал свет вокзальных фонарей. И тут Годземба содрогнулся ещё раз.

Поезд остановился. Они покинули купе и вышли на перрон. Толчея, гомон и огни немедленно окружили их и впитали в себя.

И тут Нуна, всё также державшаяся за его плечо, вдруг показалась кавалеру какой-то уж слишком обременительной ношей, чтобы связать с ней свою судьбу. Внезапно, в глубине души Годзембы зашевелился ужас, и волосы его встали дыбом. А лихорадочно-поджатые губы сигнализировали о тревожном душевном состоянии. Мерзкий, подлый страх скалил свои острые клыки…

Никакого победителя не было и в помине — только убийца и жалкий трус.

В гуще толпы он высвободил свою руку из объятий Нуны, потом незаметно отступил и через один из тёмных коридоров пробрался с территории вокзала наружу.

Теперь — лишь только бешеный бег в переулках чужого города…

Перевод — Мирослав Малиновский