В круге последнем

На вопрос прокурора, не имеет ли Солженицын каких-либо жалоб и просьб, последний попросил перевести его в «обычную» тюремную камеру. Видимо, он имел в виду такую камеру, которая хоть чем-нибудь походила бы на те, которые он изобразил в своих «художественных опытах». «Знаток» пенитенциарной системы в СССР, очевидно, принял свою камеру за номер в гостинице.

В своем служебном кабинете на Пушкинской улице в доме 15-А Михаил Маляров познакомил нас с материалами дела Солженицына. Многочисленные документы, подшитые в папке под номером 3-47-74, неопровержимо доказывают, что Солженицын систематически занимался преступной деятельностью, направленной на подрыв советского строя, активно содействовал самым реакционным силам в их попытках сорвать процесс разрядки международной напряженности и гальванизировать «холодную войну». По сути дела он предстает не только политическим врагом СССР, но и всех государств и народов, искренне заинтересованных в мире и сотрудничестве.

В документах уголовного дела Солженицын именуется гражданином. Фактически же он давно перестал быть им. Отказавшись исполнять и уважать законы своей страны, соблюдать правила жизни в обществе и обычные гражданские обязанности, он давно стал внутренним эмигрантом и врагом социалистического строя.

В соответствии со статьей 7 Закона «О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик» от 19 августа 1938 года Указом Президиума Верховного Совета СССР — коллегиального президента страны — за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР к наносящих ущерб Союзу Советских Социалистических Республик, Солженицын А. И. лишен гражданства СССР и 13 февраля 1974 года выдворен за пределы страны.

Когда Михаил Маляров вызвал Солженицына и сообщил ему, что уполномочен объявить текст Указа, тот растерялся и побледнел. Но по мере чтения, вспоминает прокурор, Солженицын успокоился. Весть о том, что он навсегда покинет страну, где родился, не явилась для него ударом. Забыв свои лицемерные заявления о любви к отечеству, Солженицын тут же проявил присущую ему деловитость. Заявил, что предпочитает самолету поезд. Желательно через Хельсинки. Попросил, чтобы ему разрешили вывезти личный архив.

Первый заместитель Генерального прокурора СССР поставил Солженицына в известность, что его семья сможет выехать к нему, как только сочтет необходимым.

Солженицын попросил бумагу и написал заявление, в котором перечислил просьбы и назвал состав своей семьи.

Затем, несколько смущаясь, Александр Исаевич устно изложил свою последнюю просьбу. Не пытайтесь угадать о чем. Это невозможно.

— Я не хотел бы появиться за границей в маскарадном костюме, который одел при задержании.

Просьба Солженицына была удовлетворена.

Репортеры многочисленных западных газет и агентств, встретившие самолет из Советского Союза, на борту которого находился Солженицын, единодушно упомянули в своих сообщениях прекрасную коричневую меховую шапку нежданного гостя и прочие детали его гардероба.

Борис КОРОЛЕВ, Виталий ПОМАЗНЕВ. (АПН).

Катехизис провокатора

В книге «Архипелаг Гулаг», обильно оснащенной жаргоном, не раз встречается словечко «раскололся». В своей изначальной сути это словечко подразумевает орех, который раскалывают. Что там внутри, под оболочкой? Бывает — доброе ядрышко, бывает — пусто, а бывает — гниль… «Архипелаг Гулаг» — крайняя степень саморазоблачения Солженицына, его постыдного политического эксгибиционизма.

Что ему не по душе?

В конце сороковых — начале пятидесятых годов я работал журналистом на Крайнем Севере, в Коми АССР. Там были лагеря — я их видел. Видел я, и как бульдозеры сравнивали их с землей. Тогда же я стал свидетелем поразительного явления: люди, незаконно осужденные, а затем полностью реабилитированные, изъявили желание остаться в республике Коми, на своих рабочих местах — в угольных шахтах, на нефтяных промыслах, в научных лабораториях, проектных институтах. По сей день я горжусь знакомством и дружбой с этими людьми несгибаемого мужества: ученым-геологом; Героем Социалистического Труда, инженером, ныне секретарем партийной организации; заслуженным врачом Коми АССР; рабочим-орденоносцем… Этот феномен духа, недоступный, по-видимому, нормативной психологии, подсказал мне сюжет романа «Скудный материк», главный герой которого буровой мастер Иван Еремеев, выйдя из лагеря, совершает поездку в родные места, а затем возвращается на берега Печоры. (Этот роман был опубликован в 1968 году журналом «Москва» и дважды издан массовыми тиражами).

Советская литература, вопреки утверждениям Солженицына, не обошла молчанием драматические моменты в истории нашего государства. Можно назвать десятки книг, связанных с этой темой. Другое дело, что авторы этих книг — а у некоторых из них за книгой стояла личная судьба, — рассказали горькую и суровую правду, не впадая в односторонность, не теряя чувства исторической перспективы. Они остались верными своим идеалам, идеалам социализма.