В краю лесов и озер

В конце мая у самок появилось первое потомство. Молодняк рос быстро. Молодых ондатр можно было встретить на хатках, на кормовых «столиках» — наносах тростника на воде.

— А сколько за лето детенышей выкармливает одна семья? — поинтересовался как-то Кирилл.

— На Балхаше, например, до шестнадцати штук, — ответил Болонин. — А здесь на Урале, говорят, ондатры котятся от двух до трех раз, но за лето молодняка бывает не меньше, чем на Балхаше. За каждый окот самка приносит детенышей больше, чем на юге.

Осенью началось расселение ондатр. Молодежь уходила из родных гнезд и строилась самостоятельно. К ледоставу на Песчаном красовалось двадцати шесть хаток!

...Прошел год. На озере выросли уже целые поселения «индейских вигвамов». Хатки появлялись ва всех крупных зарослях водоема.

Поздно осенью рыболовы закончили добычу карася, убрали сети. К Болонину пришел Кирилл. Старый ондатролов подвел его к большому ящику и сказал:

— Не думал, что мне еще придется ондатру промышлять. Но все снаряжение с Балхаша привез. Вот и пришло время. С первого ноября и начнем с тобой промысел. Сегодня я покажу тебе, как ловить зверьков и обрабатывать шкурки.

„СУСЛИК“

Василий встретился с Ибрагимом, когда над Миньярскими лесами спускались ноябрьские сумерки. Оба они белковали. Каждый шел своей дорогой, а вот здесь, в верховье речки Аша, их пути неожиданно скрестились.

Лайка Ибрагима Бурзай злобно наскочила на Трезора Василия, смяла его под себя, начала рвать. Охотники бросились к ним, схватили за хвосты, растащили собак.

— Вот шайтан. Пошел! — крикнул Ибрагим на все еще рычащего Бурзая и протянул руку Василию.

— Здравствуй!..

— Здорово. Промышляешь? — спросил Василий по-башкирски.

— Мало-мало. Только девять брал, — по-русски ответил башкир.

— А я шесть белок да одного горностая собака задушила... Тебя как зовут?

— Ибрагим, из Куранчи.

— Ну вот, будем знакомы. А меня — Василий, из Вершины Миньяра. Ночевать-то где будем, Ибрагим?

— Ночевать? Я идем Яман-Елгинский перевал, там балаган есть.

— Вот это хорошо. Пойдем вместе! Мне по пути, завтра хочу к Яман-Елге пробраться.

— И я туда... Айда! Там елка весной цвела. Шишка много — белка много, — сказал Ибрагим.

...Через час охотники уже сидели у старенького балагана, построенного нездешними промысловиками. Развели костер, нарубили душистых пихтовых веток на подстилку.

Ибрагим был в лаптях. Ходить легко, ноги не трет, тепла достаточно. Он разулся, а портянки сушить повесил. Яркое пламя освещало его загорелое лицо с черной бородкой, слегка раскосые темные глаза, широкоплечую фигуру.

Худощавый Василий в сравнении с ним выглядел совсем мальчишкой, хотя парню было двадцать пять лет.

Охотники занялись походным ужином и чаепитием. Разговорились.

— Ты чей там будешь? — спросил Ибрагим Василия.

— Сафонов. Я приезжий, из Туринска. На лесоучастке техником работаю. Вот охоту люблю. Отпуск всегда на осень беру, чтобы поохотиться. Люди в дом отдыха едут, а я в лесные избушки.

— В отца или деда пошел?

— Да... Охотники были. Отца-то фашисты на фронте убили, а дед... тот от медведя погиб.

— Как это?

— Любил охоту на медведей. Хорошие собаки были. Много берлог находил. Которых зверей сам бил, а других в берлогах продавал разным городским охотникам-любителям. Так и состарился. Однажды мой отец с дядей нашли берлогу, да и решили сами убить зверя: дома мяса не было. Дед тоже с ними потащился, не вытерпел... А брал он медведей на берлогах всегда только рогатиной, не признавал ружья в такой охоте. Вот и подготовил дома легкое, сухое древко, насадил на него свою испытанную рогатину. Когда медведь вышел, старик хорошо принял его. А зверь-то оказался огромный, пудов на двадцать. Напоролся он на рогатину, заревел, ударил лапой по древку, сломал его, как тростинку, да и навалился на деда... Пока отец с дядей убили зверя да стащили с деда, все было уже кончено. Задавил медведь старика.

— Ошибка делал... Эх! — сокрушенно махнул рукой Ибрагим, покачав головой.

— Да... Отец сказывал, что для рогатины древко надо брать не сухое, а сырое и пружинистое, а дед же его выстрогал из хрупкой, сухой еловой жерди. Видно, понадеялся на себя, лень было найти нужную жердь. А я этих медведей в лесу еще и не встречал, — переключился на другой разговор Василий.

— А я брал... Пять! — сказал башкир, показав широкую ладонь с растопыренными пальцами.

— Страшно?

— Нет. Чего бояться, сам идешь.

Охотники помолчали. Потом Ибрагим снял с головы ушанку, поцарапал бритый затылок, снова заговорил: