В краю лесов

Когда Марти скрылась из виду, ему показалось, что сквозь ветви остролиста, окаймлявшего дорогу, он различил мелькание женского платья. Это была Грейс, возвращавшаяся наконец от миссис Чармонд. Выпустив из рук саженец, Джайлс готов был уже ринуться к Грейс сквозь остролистовую изгородь, когда внезапно обнаружил присутствие другого мужчины. Незнакомец, привлекательный джентльмен лет двадцати шести — двадцати восьми, стоял за изгородью с противоположной стороны и рассматривал в монокль ничего не подозревавшую Грейс. Заметив Уинтерборна, он выронил монокль, звякнувший о слегу, ограждавшую живую изгородь, и зашагал прочь. Джайлс тотчас догадался, что это был мистер Фитцпирс. Когда тот скрылся из глаз, Уинтерборн раздвинул кусты и вышел на дорогу, оказавшись лицом к лицу с объектом двойного наблюдения.

ГЛАВА IX

— Я услышала шум в кустах еще до того, как увидела вас, — сказала Грейс. — Сначала я подумала: это какой-то страшный зверь, потом — браконьер и, наконец — нет, это друг!

Слегка улыбаясь, Джайлс смотрел на нее и раздумывал, но не о ее словах, а о том, стоит ли ей говорить, что за ней наблюдали. «Не стоит», — решил он.

— Вы были в Хинток-хаусе? Впрочем, незачем спрашивать.

В самом деле, лицо мисс Мелбери выражало ту степень восторга, в какой человек перестает замечать подробности окружающего мира и едва сознает самого себя.

— Почему незачем?

— Потому что у вас сейчас лицо, какое, наверно, было у Моисея, когда он спустился с Синая[9].

— Как вам не стыдно кощунствовать, Джайлс Уинтерборн! — покраснев, возмутилась Грейс.

— А зачем вы обожествляете эту породу людей? Впрочем, не сердитесь; я не хотел вас задеть. Как вам показались Хинток-хаус и хозяйка?

— О, они чудесные. Ведь я с детства не была в усадьбе. Тогда ее, помните, еще сдавал и — до того, как она перешла к покойному супругу миссис Чармонд. А миссис Чармонд просто обворожительна!

Тут взгляд Грейс застыл в созерцании обворожительной миссис Чармонд, чей образ, материализованный силой воображения, казалось, вот-вот зареет в воздухе между Грейс и Уинтерборном.

— Она пробыла здесь всего месяц или два, но не хочет оставаться дольше; она говорит, что здесь скучно, а в доме зимой сыро. Она собирается за границу. И представьте себе, приглашает меня с собой.

Лицо Джайлса окаменело.

— Вот как? Зачем? Впрочем, я напрасно вас задерживаю. Эй, Роберт! крикнул он появившейся в отдалении растрепанной фигуре. — Поработай за меня, я сейчас вернусь.

— Слушаюсь, сэр, слушаюсь.

— Дело в том, — пояснила Грейс, когда они продолжили путь вдвоем, — что у миссис Чармонд есть очаровательная склонность — она записывает путевые впечатления, как Александр Дюма, и Мери, и Стерн, и другие[10]. Только самой ей это очень утомительно. — И Грейс посвятила Джайлса в замысел миссис Чармонд. — Я нахожу, что стиль Мери подойдет ей лучше всего, его перу свойственны та же мягкость, полнота чувства и великолепие, что и у миссис Чармонд, задумчиво добавила Грейс.

— Неужели! — с шутливым благоговением отозвался Уинтерборн. — Вы и впредь будете расточать свою ученость, мисс Грейс Мелбери?

— О, я не хотела, — с раскаянием сказала она, заглядывая ему в глаза. Что до меня лично, то я французских книг не терплю. Я люблю наш милый старый Хинток и его жителей в сто раз больше, чем весь континент. Но самый замысел миссис Чармонд — разве он не прелестен?

— Затея неплохая, — смягчился Уинтерборн, — но вы ведь опять нас покинете.

— Совсем ненадолго. Мы возвратимся в мае.

— Ну что ж, мисс Мелбери, пусть решит ваш отец.

Уинтерборн проводил Грейс почти до калитки. У него не повернулся язык пригласить ее на рождественский вечер, хотя он только о том и думал весь день, дожидаясь ее у дороги, — такой убогой и неуклюжей показалась ему мысль о домашней вечеринке, по-деревенски старомодной и простодушной, по сравнению с возвышенным складом речей и помыслов Грейс. Едва за ней затворилась дверь, Уинтерборн побрел обратно, не в силах отделаться от предчувствия, что затея с вечеринкой вряд ли приведет к чему-нибудь путному. Сегодняшний визит Грейс в поместье не сулил ему ничего доброго. Девушка, которая вхожа в Хинток-хаус, на дружеской ноге с его хозяйкой, которая и говорит-то, как она, и одевается не хуже, — такая девушка не пойдет за него, простого фермера, сажающего елочки, как бы хорошо он их ни сажал.

— И все же сердце у нее доброе, — думал он, вспоминая ее слова о Хинтоке, — надо поговорить с ней начистоту, а там будь что будет.

Добравшись до участка с посадками, он обнаружил, что Марти уже там, и, отпустив Кридла, молча принялся за работу.

— Как вы думаете, Марти, — наконец проговорил он, глядя на ее вытянутую окоченевшую руку с багровыми следами царапин, — допустим, вы знаете человека и хотите, чтобы он лучше вас понял, поможет рождественская вечеринка ускорить дело? Выйдет из нее толк?

— Какая вечеринка, с танцами?

— Надо думать, с танцами.

— А он будет с ней танцевать?

— Пожалуй… да.

— Тогда что-нибудь да выйдет — хорошее или плохое.