В команде Горбачева: взгляд изнутри

С Брежневым у него были самые тесные, доверительные отношения, при его поддержке Брежнев решал самые щекотливые вопросы. Помню, как-то Щербицкий пригласил меня лететь из Киева домой на его самолете. Он вместе с несколькими лицами — председателем Президиума Верховного Совета Ватченко, председателем Совмина Ляшко, секретарями ЦК КПУ Титаренко и Качурой — направлялся на Пленум ЦК. В полете Владимир Васильевич в разговоре со мной (остальные почтительно держались в стороне) вдруг начал критиковать Подгорного, в то время всесильного Председателя Президиума Верховного Совета СССР, говорить о неправильном поведении его родственников на Украине и т. д.

Я был немало удивлен, но секрет назавтра раскрылся — на Пленуме был поставлен вопрос об освобождении Подгорного от высших должностей и уходе в отставку. А роль забойщика отводилась секретарю ЦК КПУ Борису Качуре, доверенному лицу Щербицкого…

Давным-давно отношения с Украиной по партийной линии были довольно своеобразными. В единственной республике — на Украине — сохранялось свое Политбюро. На первого секретаря ЦК КПУ с какими-то крупными вопросами «выходил» лишь Генсек. В области Украины из ЦК, особенно минуя Киев, ездить было не принято. Щербицкий все это поддерживал, да его можно понять: Украина — крупное государство с 50-миллионным населением, огромным экономическим потенциалом. Но при всем этом он был убежденным интернационалистом. Вел последовательную борьбу с «самостийниками».

Немаловажна и моральная чистоплотность этого человека, его личная скромность. Но возраст брал свое, силы уходили, преследовали болезни и вскоре после ухода на пенсию Владимира Васильевича не стало.

При проработке вопроса о его преемнике возникали фамилии Бакланова (по национальности он украинец и какое-то время работал, по-моему, в Харькове), Капто, Ревенко, Гуренко, Гиренко. Сам Щербицкий еще раньше готовил себе в преемники Качуру. А в итоге остановились на Ивашко, бывшем в то время вторым секретарем ЦК Компартии Украины. О нем я выскажу свое мнение несколько позднее, в связи с избранием его заместителем Генерального секретаря КПСС.

О смене московского руководства. Два года пребывания Зайкова на посту первого секретаря московской парторганизации в конце концов обнаружили неудачность такого решения. Лев Николаевич — разумный человек, крупный специалист по оборонным вопросам, уверенно и свободно себя чувствовал в сфере промышленности, городского хозяйства и административных органов, но испытывал большие трудности, когда дело касалось идеологии, средств массовой информации и культуры, взаимоотношений с интеллигенцией, новыми общественными движениями.

Он довольно умело вел диалог с одним или несколькими собеседниками, беседу в узком кругу, но выходя на трибуну, терял эти качества, выглядел довольно стандартно мыслящим, лишенным элементарных ораторских данных.

По прошествии некоторого времени он стал перед Горбачевым (об этом он мне тоже сказал) поднимать вопрос об уходе из Московского горкома, чтобы сосредоточиться на оборонных вопросах в ЦК КПСС. Начали подыскивать замену, что оказалось делом непростым.

Нужна была кандидатура из недр Москвы, третья подряд рекомендация из ЦК КПСС немосквича была бы наверняка отвергнута, как просто унизительная для Москвы. В процессе предварительных обсуждений назывались Вольский, Председатель Госстроя Серов, вице-президент АН СССР Лаверов, секретарь горкома Писарев, секретари райкомов Брячихин и Клюев и некоторые другие. А вопрос решился неожиданно просто, когда Горбачев решил обратится за советом и мнением сначала к членам бюро, а затем и Пленума горкома. Подавляющее большинство высказалось за Прокофьева. О других и слышать не хотели.

Нам казалось, для Москвы это не тот масштаб и не тот уровень, что будет больше тяги к партийной рутине, но не посчитаться со столь единодушным и категоричным мнением москвичей было сочтено невозможным.

Смена руководства московского горкома, приход Юрия Анатольевича Прокофьева на первых порах внесли определенное оживление в деятельность горкома — началась более активная работа с другими общественными партиями и движениями, завязался диалог, первый секретарь смело шел на дискуссии. Однако совершенно неожиданно, где-то уже перед самым съездом, я думаю, под влиянием жестокого поражения московской парторганизации на выборах народных депутатов России и Моссовета, в позиции Прокофьева произошел перелом в пользу более догматичных, консервативных позиций, что и проявилось в его выступлениях на съезде и последующих событиях.

Пожалуй, еще более болезненной оказалась обстановка в Ленинграде. Соловьев не пользовался там авторитетом, его избрание было санкционировано и навязано сверху из ЦК, не обошлось тут без влияния Лигачева. Он мало общался с населением, особенно с творческой интеллигенцией, да и они не тянулись к нему. По своим настроениям был близок к консерваторам и традиционалистам, к тому же на нем постоянно был налет какого-то барства и высокомерия.