В команде Горбачева - взгляд изнутри

Произошло же нечто обратное -- некое самоуспокоение и даже отступление от принятой программы экономических реформ. Подспудно активизировались инерционные, консервативные силы в в недрах того аппарата, который был призван практически реализовать принятые решения. Предприятия стали душить госзаказом, обволакивать системой нормативов. Не происходило и реальных подвижек в переходе к оптовой торговле средствами производства. Оказывалось яростное сопротивление упрощению и сокращению управленческих структур.

По-существу та борьба, которая велась при подготовке Пленума, не прекратилась и после него, напротив, разгорелась с новой силой. Тут многое зависело от Рыжкова, к которому в руководстве сохранялось полное доверие. Я думаю, он не был противником реформы, и тем более его трудно заподозрить в какой-то двойной игре. Но он находился под сильнейшим давлением со стороны могущественных экономических структур, не мог ему противостоять.

Меня особенно встревожил начавшийся спустя несколько месяцев после Пленума отход от реформы ценообразования. Госплан, Минфин и Госкомцен стали выдвигать различного рода урезанные ее варианты, например, провести только реформу оптовых цен, не затрагивая розничных, что было равнозначно отказу от общей реформы ценообразования. Такие предложения вносились в Политбюро, а правительство при этом занимало выжидательную позицию.

Массированная кампания против пересмотра розничных цен с чисто популистских позиций была развернута в печати. Никакого противодействия ей не оказывалось. От реформы цен начали отворачиваться и ученые... -- те самые, которые были ее соавторами.

В середине августа 1987 года у меня состоялся разговор с Горбачевым, который находился в это время на юге. Он спросил:

"Вадим, не изменилась ли твоя позиция в связи с тем, что мнения по вопросу о ценообразовании разделились и произошла их поляризация?"

"Нет, не изменилось и не изменится, ибо это сама судьба реформы. Без нее все разговоры о перестройке экономического механизма -- пустопорожняя болтовня. Конечно, лучше было бы проводить реформу в 1987 году или в 1988, но отодвигать ее и с 1989 года -- это безрассудство."

Горбачев поручил мне посоветоваться с учеными и высказать обитую точку зрения. В дальнейшем у меня произошло несколько встреч со своими коллегами -- экономистами, и я убедился: большинство из них пришло к выводу, что реформу ценообразования в ближайшее время проводить нельзя. Последний разговор состоялся 6 ноября с участием Абалкина, Петракова, Шаталина, Куликова и Ожерельева. По сути, я оказался в изоляции. В какой-то мере лишь Петраков занимал приемлемую позицию. Я без обиняков назвал такое мнение коллег отступничеством. Самый легкий путь: вместо того, чтобы пойти против сиюминутных общественных настроений, двигаться вперед, предлагают все затормозить и тем самым обречь реформу на неудачу: ведь дальше нас ничего хорошего не ожидает.

В итоге сложился своего рода консенсус между правительственными кругами, учеными, прессой и общественным мнением. Причем, позиция правительства была примерно такой: "Мы-то не против, но видите, какое настроение в стране".

Тут нужно было проявить огромную настойчивость, твердую волю, пойти против течения. Запас политической прочности, авторитета власти, доверия к ней, да и экономическая ситуация позволили еще в 1988 и даже в начале 1989 года начать болезненные, но необходимые экономические меры. К сожалению, этого сделано не было.

А затем обстановка стала быстро меняться. Нарастание экономических трудностей, дезорганизация потребительского рынка и денежного обращения из-за утраты контроля над денежными доходами населения, принятия под давлением популизма нереальных социальных программ и т. д. Всплеск политических страстей, начавшееся противоборство левой и правой оппозиций, падение авторитета Горбачева вообще поставили под вопрос осуществление радикальных экономических реформ.

С осени 1988 года я стал меньше заниматься экономическими делами в связи с переменами в моей деятельности, о которых я скажу ниже. Но, участвуя в работе Политбюро и Секретариата, с тревогой наблюдал, как быстро ухудшается экономическая ситуация и уходит время реформ. И не только наблюдал, но и высказывал свое мнение на этот счет, но оно каждый раз воспринималось правительством как вторжение в чужую епархию. По-видимому, и у меня сказывалось все-таки недостаточное понимание опасностей, нависших над экономикой, не были использованы полностью все возможности влияния на Горбачева. Я это говорю не в порядке оправдания, ибо оправдания нет и быть не может. Я, как член Политического руководства того времени, не могу снять с себя ответственность за то, к чему мы пришли в экономике, в других сферах жизни. Уроки истории

Все это было потом, а на 1987 год выпало еще одно событие, оказавшее большое влияние на перестройку, формирование ее идеологии, понимание исторических корней и смысла осуществляемых преобразований. Таким событием явилось празднование 70-летия Октябрьской революции.