В кольце врагов

Я кивнул и продолжил насыщаться печеным мясом, заедая его лепешками, суджуком и сыром и обильно запивая всю эту роскошь кумысом. Впрочем, ради уважения к хозяевам я отведал также и похлебки с гурутом, и густой, наваристой каши, приготовленной не иначе как на курдючьем сале. Все время трапезы от меня не отставали и степняки – и к ее завершению, когда мне стало трудно дышать из-за непомерно раздувшегося живота, я прямо-таки проникся расположением к хлебосольным хозяевам. Нет, неспроста с древних времен переговоры нередко сдабривают обильной едой – разделенный вместе хлеб как-то примиряет, сближает людей.

– Ну что же, – сыто срыгнув, обратился ко мне Кабугшин, вытирая пальцы сухой тряпкой, – с какими вестями ты пожаловал, воевода? О чем желает говорить со мной каган Тмутаракани?

Отставив от себя кубок с кумысом, я вытер губы точно такой же тряпкой, лежащей до того на столе, и принялся неспешно говорить:

– Ростислав Владимирович предлагает вам свою защиту в обмен на добрую службу.

Каталим громко и зло фыркнул, его брат удивленно воззрился на меня, и лишь сам Кабугшин сохранял невозмутимость – впрочем, улыбка сошла с его губ, а в глазах отразилась тяжелая дума.

– Это предложение мы вынуждены отклонить. – Холодно произнеся эти слова, секунду спустя печенег продолжил, немного ехидно скривив губы: – Если бы мое племя желало служить русам, то мы вместе с иными родами, близкими нам по крови, отправились бы служить великому кагану Руси в Киев-град! Тмутаракань же совсем мала…

Оба сына Кабугшина синхронно улыбнулись практически одинаково широко и с практически одинаковым выражением самодовольного презрения на лицах. Однако я быстро стер эти улыбки с их губ:

– Что же, тогда вы погибнете. Половецкий хан Шарукан уже собирает большую орду в степи. Кто знает, куда куманы повернут копыта своих коней?

Все трое печенегов одинаково напряглись, выпрямив спины, и Кабугшин заметил:

– Мое племя не пустило в эти земли торков, когда они были сильны. И лишь остатки их, рассеянных половцами, мы приняли в наши стойбища, на положение слуг. Остановим и куманов! Тем более, – печенег вновь позволил себе легкую полуулыбку, – я слышал о сборах Шарукана. Но я слышал, что он нацелен на Киев!

Однако печенег весьма информирован… Интересно, его упреждают не те же люди, кто шлет гонцов и к нам? Очень даже может быть…

– А что помешает ему после Киева обратить своих коней против вас? В узком проходе, что ограждает ваши земли от половецких степей, нет ни вала со рвом, ни крепостей, защитивших бы вас от вторжения. Успеете ли вы собрать рать, если Шарукан поспешит к вам изгоном, выпустив вперед волчью стаю легких разъездов? И что ждет тебя, хан, и твое племя, если половцы, многократно превосходя вас силами, прижмут печенегов к горам? Они истребят вас вместе с женами и детьми. Впрочем, последних могут обратить и в рабство. Но это даже хуже, чем быть слугами, а для женщин, поговаривают, хуже смерти.

Кабугшин промолчал, но в его глазах я прочитал напряженную работу ума.

– Между тем уже сейчас в вашем тылу есть десятки больших и малых крепостей, крупные города с мощными каменными стенами, горы, где можно укрыть целый народ! Прими предложение князя, хан, и твой народ не погибнет, какую бы силу ни собрал против вас Шарукан.

Печенег молчал с минуту, а сыновья его и вовсе словно боялись дышать. Наконец он заговорил спокойно и рассудительно:

– Но каган выведет свое войско в поле, если мы перейдем под его руку, а половцы войдут в наши земли?

Я коротко усмехнулся:

– Все зависит от того, сколько ты дашь воинов в поход князя.

Хан встрепенулся:

– А на кого Ростислав желает пойти войной?

Вот он, момент истины!

– Против нашего общего врага.

Глаза Кабугшина сузились.

– Но ведь Шарукан собирает орду против Руси! А я слышал, что великий каган Изяслав не в мире с Ростиславом!

Согласно кивнув, я ответил:

– И именно потому половцы не ждут удара в спину.

Старый печенег вновь глубоко задумался, и сыновья его будто бы разделили с отцом тяжкую думу, с тревогой глядя в его лицо. Наконец хан заговорил:

– Но сколько воинов может выставить сам каган?

Немного подумав, я решил не спешить – в нашей словесной игре пока еще рановато открывать все козыри – и ответил уклончиво:

– Достаточно, чтобы перевесить чашу весов, когда орда половецкая сойдется с киевской ратью. Но если мы говорим, хан, как о твоей службе, так и о службе твоего народа, князю нужно знать, сколько сил выставят в поле его черные клобуки.

Кабугшин промолчал с десяток секунд и осторожно произнес:

– Шесть тысяч всадников я смогу привести кагану.

Я удивленно поднял брови:

– Всего лишь?

Печенег на мгновение смутился и заговорил уже другим, чуть извиняющимся тоном:

– Но это будут лучшие всадники, мужи в расцвете сил, а не желторотые юнцы и не клонящиеся к своему закату воины. Если грести всех подряд, я смогу выставить и до десяти тысяч, но каково будет качество этой рати? Тем более я ведь не могу оставить свой народ и вовсе без мужчин!